Получалось, что с обычными воинами было совсем не зазорно дружить. Совсем не обязательно было постоянно бояться потерять авторитет в их глазах. Можно было иногда даже смеяться вместе с ними. Смех, вот о чем он так часто скучал, став взрослым. Он обожал заливистый смех Ивы, которая была в детстве настоящей хохотушкой. Она смеялась от восторга, от страха, от задуманного озорства, от удивления и от неожиданности. Мать, глядя на нее, тоже принималась смеяться, а потом к ним присоединялся и Алек. Когда они были втроем, они постоянно находили поводы посмеяться.
И вот теперь его сестра исчезла. Мать писала в своих письмах из замка, что Ива вот-вот должна вернуться, но он-то мужчина, и он не мог не понимать, что его сестра исчезла, с ней что-то случилось, а мать просто не хочет в это верить. Пусть не верит, пока. Пусть надеется, это гораздо лучше, чем сходить с ума от горя. Он уже очень скоро придет ей на помощь, уже очень скоро.
Раньше он думал, что общение с матерью делает его слабее. Иногда он даже хотел отказаться от своего права ночевать в замке в своей детской комнате. Хотел перестать быть «чувствительным слабаком», как однажды назвал его дядя. А вот сейчас в пещерах он вдруг понял, что только благодаря Иве и матери не потерял способность отзываться на шутки, понимать других мальчишек своего возраста и людей постарше, подбирать слова, которые могли найти путь к их сердцам.
А искать этот путь было совершенно необходимо, потому что добровольно умирать его воины были совершенно не обязаны. Впрочем, на помощь тут пришел Леонард. Домовик стал оставаться в лагере по вечерам и рассказывать беженцам о степном проклятье и о мертвых магах. Часто с ним вместе о необходимости бороться с захватчиками говорил и валгалианин. И крестьяне верили им. Верили, потому что домовик и валгалианин участвовали в этой войне вопреки личным интересам, просто потому что верили, что священники творят зло, а Шпион потворствует им. Верили в то, что зло можно и нужно было изгнать со степных земель.
А потом крестьяне вдруг удивили Алека. У него появилось больше добровольцев, дисциплина в войске возросла, люди были готовы тренироваться с утра и до вечера. Пока одни кололи длинными копьями, другие отрабатывали удары коротким копьем. Топоры тоже очень быстро превратились в очень действенное оружие в руках молодых крестьян.
Один пожилой крестьянин принес самодельно изготовленный цеп и показал Алеку, как можно использовать его в бою.
– Мы, господин принц, такими цепами от целой оравы разбойников своей деревней десять лет тому назад отбились. Сейчас-то мы и сами как разбойники, а тогда была одна страшная банда, даже сам король Томан ее побаивался. Так вот мы отогнали их от своих домов и полей, представьте себе. Мы ведь косари, господин принц. Цепом, им по ногам противника косишь, когда он этого от тебя не ждет. Не знают ни разбойники, ни солдаты на что способен простой цеп.
Изготавливать цепы было действительно намного легче, чем боевые топоры, да и в бою это оружие оказалось весьма эффективно, если знать, как им пользоваться, поэтому валгалианин и Алек немедленно взяли эту идею на вооружение.
Таким образом, у Ксандра и Алека постепенно сформировался план крестьянского войска, которое могло, при определенной удаче, успешно оказать сопротивление войску Шпиона, с копейщиками в центре и флангами, состоящими из отрядов, вооруженных цепами и топорами. Бой мог произойти между Туманным Замком и Черным Лесом, когда войско Шпиона покинет замок, двигаясь к лесу, и не будет находиться под защитой крепостных стен. Копейщики, при некоторой сноровке, могли приостановить конницу, которая всегда поддерживалась Шпионом в отличном состоянии. А самую сильную, но увязшую среди копейщиков, часть войска с боков могли сжать и задержать фланги.
Но и Алек, и Ксандр прекрасно понимали, что без поддержки валгалиан и войска старого короля Октября особой надежды справиться со Шпионом у Алека не было. Октябрь обещал к концу зимы прислать несколько конных отрядов к рудному поселку валгалиан в Красных Предгорьях, чтобы там объединиться с войском Алека. Письмо от деда окрылило Алека и вселило в его сердце огромную надежду. Конные отряды – это было именно то, чего так не хватало его войску.