Настучать по голове… Какая заманчивая идея, если знать правильную голову. А Мария сейчас как раз знала — вспомнила.
* * *
— Как неожиданно иногда поворачивается судьба, правда?
Элла сидела у костра и отрешенно смотрела в огонь. Она неспешно расчесывала длинные темные волосы, которые за эти несколько дней, казалось, стали еще длиннее, и теперь они, переброшенные через хрупкое ее плечо, спускались тяжелой волной почти до самой земли. Почти. Что ж, значит, у этой души здесь, в этом месте, оставалось еще немного времени.
Чесала она их медленно, размеренными движениями, и гребень, тяжелый, из черненого серебра, плавно взлетал и опускался, огнем вспыхивая в отблесках костра. В постепенно сгущающихся сумерках он сам казался частичкой пламени.
Света чуть склонила голову, соглашаясь.
— Весьма неожиданно. Позволишь погреться у твоего огня?
Несмотря на летний зной, весь день царивший в степи, ей было зябко, и руки невольно тянулись, чтобы обнять себя за плечи.
— Почему нет? Его тепла хватит и на двоих.
Бледная рука махнула в сторону шатра, и зажатый в ней гребень жадно поймал красно-желтые блики отсветов, окутался ими, словно сам становясь тем огнем, что танцевал сейчас на обугленном дереве. И свет этот оживил украшавшие спинку гребня звериные фигуры, так что те на миг словно проснулись, потянувшись когтистыми лапами, ощерившись клыкастыми пастями… Удивительно реалистичная игра света и тени. Слишком реалистичная, чтобы быть одной лишь ею, особенно здесь, на этой грани мира.
— Там есть одеяла, возьми. С ними теплее.
От столь щедрого предложения Светочка отказываться не стала. Нырнула в шатер. Одеяла… Ну, как одеяла? Огромные меховые шкуры, сшитые между собой мехом наружу, действительно можно было назвать одеялами, хотя и смотрелись они весьма странно.
Зато были восхитительно теплыми — Светочка, подхватив с низкой лежанки одну из них, такую же широкую и пушистую, как и у Эллы, тихонько ахнула от ощущения восхитительного тепла, окутавшего наконец ее замерзшие руки. Под палящим степным солнцем она провела, блуждая, не один час, но даже тогда она мерзла. А сейчас, когда на степь медленно начинала опускаться ночь, холод становился просто мучительным.
Элла на этот ее негромкий возглас лишь понимающе хмыкнула.
— Я же говорю, они теплые.
Сама она куталась в точно такое же меховое одеяло — огромное, двуслойное, сшитое из шкур с удивительно нежным мехом. И выглядели они, сидя рядышком, наверное, весьма забавно — этакие два меховых кокона с печальными мордочками.
Хорошо.
Тепло от костра, тепло от пушистого меха. Даже компания, Светочка невесело улыбнулась своим мыслям, нашлась достойная.
— Тебя тоже убили?
— Получается, что да.
Рука с гребнем снова остановилась, и Элла повернулась к неожиданной своей гостье. Рассматривала — с удивлением, даже непониманием, но вот глаза ее, уже почти совсем человеческие, были пусты. Или слепы?
— Я думала, таких, как ты, не убивают.
— Я тоже так думала.
Может, Рита права — в том, что делает? Мир этот болен, действительно болен, и ему необходимо исцеление, пока еще можно что-то изменить. Даже той ценой, которую попросит степь.
— И как оно?
— Что?
Элла снова отрешенно смотрела в огонь, и бледная, будто присыпанная пеплом рука вновь продолжила свое размеренное движение. А в глубине широких, до неправильности широких зрачков поселилось маленькое пламя.
— Быть мертвой.
— Холодно.
Степь огорченно смотрела на тех двух сущностей, что нашли приют, пусть и временный, у ее огня. Что же могло произойти с той гранью, пока она спала, что те, кто в ней обитает, сами, своими же руками убивали тех, кто их так берег?
Она гневалась, и злость ее пока была бессильной.
Но чешет серебряным гребнем свои тяжелые косы подаренная душа, и те спускаются все ниже, змеями тянутся все ближе к земле — столь же черной и тяжелой, как и они. И скоро косы эти коснутся ее, прорастут в нее корнями…