Решетка же тянулась все медленнее и медленнее, пока, наконец, не замерла, чтобы в следующий миг с силой спружинить обратно, отшвыривая Волчека внутрь комнаты. Мохнатая черная туша впечаталась в стену над лавкой и рухнула на комок лежавших на ней прелых одеял.
Тишина сменилась звоном.
Тонкий, как комариный писк, звук ввинтился в уши, заставляя снова свернуться в комок, и пропал. И вот та тишина, что наступила после него, наконец-то была правильной.
Хотя, неправильное в ней все же было — запоздавший, словно потерявшийся внутри смятого пространства звук глухого удара, который через долю мгновения догнали влажный хруст, тяжелый шлепок и негромкий скрип лавки, принявшей на себя немаленький вес зверя.
Звуки догнали время и восстановились. Рита снова слышала свое дыхание и гул крови в висках, слышала, как хрипло дышал распластавшийся на лавке пес.
Из коридора раздалось гнусавое:
— А силен, зараза!
Для упыря произошедшее тоже явно не обошлось без последствий — он сидел под стеной на полу, запрокинув голову, и зажимал переносицу. По светлой ткани легкой летней рубашки неопрятным пятном расплывалась темная, почти черная кровь. Остро пахло металлом и чем-то горьким.
Рита осторожно поднялась, держась за стену, и поковыляла к собаке. Тело было словно чужим, как неудобная одежда не по размеру, но с каждый шагом двигаться становилось все легче, и чувствительность постепенно возвращалась.
Присела рядом с псом на край лавки.
Зверь на ее приближение не отреагировал. Он все так же часто и тяжело дышал, а на клыках розовели кровавые разводы. Рита осторожно прикоснулась к его морде, дрожащими пальцами убирая упавшую на глаза шерсть.
Пес открыл глаза. Он смотрел на нее, и его взгляд казался Рите таким осмысленным и таким обреченным, что у нее перехватило дыхание от отчаяния и острого осознания собственной беспомощности. На глазах вскипели слезы.
А вот зверь на это совсем по-человечески вздохнул и, осторожно повернув голову, вяло лизнул ей руку, утешая. Потускневшие желтые глаза обессиленно закрылись, и Рита почти до крови прикусила губу, пытаясь не разреветься.
Сидевший на полу коридора упырь деловито оттирал лицо платком, найденным им в кармане джинсов.
— Эй, девка… Ты это, руки к нему сильно не тяни — ему сейчас силы нужны, и он их из тебя с удовольствием возьмет. С аппетитом, так сказать.
Волчек снова оскалился, не открывая глаз, и вяло рыкнул.
— Ой, какие мы нежные. Чего вякаешь, если сам отлично знаешь, что тянешь? Вон, она уже зеленая сидит.
Рита и правда чувствовала, как тело наваливается слабостью, но Волчека в этом обвинять точно не хотела. Наоборот, подвинулась к нему поближе и зарылась обеими руками в густую длинную шерсть вокруг тяжелой морды.
— Ну и дура, — сплюнул упырь.
Поднявшись, он подошел поближе к решетке. Постоял, с интересом рассматривая происходящее внутри. В слабом свете, проникающем сквозь маленькое вентиляционное окошко в потолке, его лицо казалось бледным пятном, выступающим из густой темноты коридора.
И по такой обычной на первый взгляд решетке упырь похлопал с довольным видом.
— Видишь, как хорошо работает на таких, как он? Славная работа, еще старые мастера делали. Сам светлый князюшка в свое время распорядился их сделать. Светлый… — тварь фыркнула саркастически, — светлее некуда. Сколько же тут, в этих подвалах, всего происходило!
Про катакомбы эти Рита что-то слышала в свое время, но никогда особо не интересовалась. Ну были, ну завалены почти полностью. И что? Жаль только, что не до конца завалены…
— Посидите пока тут. Псина твое крепкая, денек потерпит, не сдохнет. Ну, если лезть не будет, куда не следует. А там что-нибудь придумаем.
Окинув их напоследок оценивающим взглядом, упырь ушел.
А Рита так и осталась сидеть на грязной лавке, пропахшей сыростью и душным запахом перепревшего тряпья, которое, возможно, раньше и было тонкими шерстяными одеялами, но сейчас просто мерзко воняло.
Пес тихонько дышал, иногда похрипывая.
Где-то далеко-далеко чирикала птичка. Ее звонкий голос, как насмешка, проникал в этот тесный каменный мешок сквозь крохотный, буквально с ладошку, воздуховод, расположенный под самым потолком. Рите это чириканье казалось издевательским.