Желание развернуться обратно он подавил, не дав тому даже до конца оформиться, и злость стала ярче, обернувшись теперь уже на него самого — за эту его слабость. Непростительную.
И злость же подстегнула.
Дрогнули чувствительные ноздри, и запахи эти — мерзкие, резкие, стали еще острее, разделяясь на нити следов. Плеснул чернотой зрачок, истончая светлый обод радужки.
Азарт.
Ну что, дрянь, поохотимся?
Глава 9
Петунии она сажала в тот же вечер, провозившись с ними до темноты. И когда на улице уже совсем стемнело, пригодилась старая настольная лампа, которую Рита вытащила из комнаты на балкон, подключив к удлинителю.
У нее не получилось снять ящики с прикипевших ржавчиной крепежей, а земля в них была иссохшей, каменной. Пустой, как предупредил ее продавец. Ее бы заменить или хотя бы смешать с хорошей, вы же понимаете. А еще бы удобрить.
Землю она упрямо выколачивала по кусочку, выбивала той самой крохотной лопаткой, которую купила вместе с цветами, флакончиком удобрений и еще кучей нужных вещей.
До этого дня она даже не представляла, как много всего, оказывается, нужно обычным цветам.
Руки уже давно устали, а на ладонях под перчатками появились мозоли, но Рита не сдавалась. Она поставила себе цель: высадить цветы и выпить, сидя рядом с ними на балконе, чашку чая. И упрямо к ней шла.
Хотя чая уже не хотелось, а вот упасть и не двигаться — очень даже.
Но она все равно вычистила опустевшие ящики. Заполнила их грунтом, как учил пожилой продавец. Один за другим высадила уже немного подвявшие за эти часы кустики петуний. Полила.
На чистом упрямстве закончила уборку балкона после своих садоводческих экспериментов и поставила на огонь пузатенький чайник. Пока чай заваривался, выволокла к мусорным бакам тяжелые пакеты со старой землей, в которой, кажется, полусгнивших окурков и мелкого мусора было больше, чем самой этой земли.
Убрала в кладовку остаток грунта.
Пакеты с грунтом, которые продавец вывез к ним в зал на маленькой смешной тележке, оказались удивительно тяжелыми, и она даже растерялась, понимая, что ведь не сможет — просто не донесет. Еще же и ящик с цветами — не особо тяжелый, конечно, но хрупкий. Такой ненадежный.
Только вот от ящика этого, в который осторожно выставляли маленькие свертки с дрожащими от любого прикосновения цветами, она отказаться была не готова. Ни за что.
Донести грунт помогла Света. Она молча забрала с тележки пакеты с землей, и где-то на границе сознания вяло мелькнуло удивление. Тоненькая девочка-тростиночка и эти тяжелые пакеты? Даже не пакеты, а, скорее, мешки?
Но в коробку отправился еще один хрупкий сверток, и Рита, завороженная одуряюще-сладким цветочным запахом и бархатистой нежностью тонких лепестков, почему-то просто забыла об этом.
А продавец вот заметил. Остановился, изумленно глядя, как миниатюрные ладошки легко поднимают и переставляют пакеты — он-то как раз отлично понимал, сколько они весят, сам ведь только что перетаскивал их, сдавленно покряхтывая, со стеллажей на эту тележку.
Светочка тогда подняла голову и встретилась взглядом с продавцом. Светло ему улыбнулась, подмигнув лукавым глазом, и заговорщицки приложила палец к губам.
Продавец негромко хмыкнул, мол, всякое бывает. Тепло улыбнулся ей в ответ и снова занялся наполнением ящика с цветами.
И только поздним вечером, когда он уже собирался ложиться спать и достал тюбик вонючей, но что поделать, зато эффективной мази, чтобы натереть свою измученную старой травмой спину, он внезапно осознал, что та больше не болит. Совсем. Удивленно замер, прислушиваясь к своим ощущениям.
Подвигался — осторожно, ожидая привычной вспышки боли.
А ее не было.
Неверяще тронул ладонью старый шрам на пояснице, да вот только кожа была гладкой. И так и не открытый тюбик полетел на постель.
Почти не дыша, мужчина стоял возле зеркала и растерянно рассматривал, вывернув шею, свою спину в его отражении. Касался чуть дрожащими пальцами кожи и осторожно мял мышцы, ощупывая бок.
А потом, поздней ночью, он, никогда не верящий ни в бога, ни в черта, первый раз в жизни молился. Сбивающимся шепотом, захлебываясь от переполнявших его эмоций, он благодарил, сам не зная кого, за чудо, в которое до сих пор так и не поверил до конца. Беззвучно плакал, неловко стирая слезы со щек широкой ладонью. Снова и снова касался спины, чтобы убедиться… Убеждался.