Воображение тут же нарисовало ее, замотанную в смирительную рубашку, и психиатра с планшеткой в руках, с интересом разглядывающего буйную пациентку. Рубашка почему-то была нежно-лавандовой — именно того оттенка, что использовался в бренд-буке «Королевской мебели».
Тихий нервный смешок вырвался сам собой. Вот же ж. Даже с ума сходить у нее, похоже, не получается нормально. Как у людей. Хотя какая тут вообще может быть нормальность?
Вот лучше не думать о всякой гадости, а делать, что собиралась.
И она делала.
Правда, чувствуя иногда легкую фальшивость в этом всем — будто бы она была куклой, которой сама же и играла. Наряжала. Кормила. Ухаживала. Водила гулять, ведь положено же людям в свободное свое время гулять по аллеям парка? И даже получать удовольствие от этих прогулок. Покупок и вкусной еды. Развлечений.
А вот с рыжей своей случайной приятельницей она в эти дни больше не сталкивалась. Лишь один раз мелькнула в конце улицы хрупкая тоненькая фигурка, за которой неспешно брел огромный черный пес, но они ее, кажется, не заметили, а звать или, тем более, догонять их Рита не стала.
Зато получилось пообщаться с несколькими друзьями, почти потерявшимися после завершения учебы, правда, особой радости эти встречи не принесли. Рядом с ними Рита чувствовала себя неуютно, ведь в их жизни появилось столько всего нового, тогда как она…
Но целую неделю, несмотря ни на что, она исправно выполняла все положенные действия, как бесконечный список задач из планера.
Училась получать удовольствие от блаженного ничегонеделания. Масочки, вот, на морду лица, а на тело — мягчайший халат. И чтобы расслабиться, ощутить ту самую гармонию, которую положено ощущать в такие моменты каждой уважающей себя женщине…
Как есть кукла. Кукла, которая сама перед собой прикидывается живой. Умеющей жить.
А Рита, кажется, немножко разучилась.
Осознавать это было странно, ведь она так хотела этой свободы, возможности распоряжаться собой и своим временем! Только вот, получив эту желанную свободу, она, оказывается, не знала, что с ней делать. Или же на самом деле ей это действительно не было нужно? И в той лихорадочной гонке, в постоянной работе на износ был свой смысл?
Ее смысл. Важный… А она его потеряла.
Разве так можно?
* * *
Мужчина методично искал информацию, скрупулезно собирая ее жизнь, прожитую в последние недели, по крупицам. Ноутбук ее нашелся здесь же, в квартире, и из него он вытащил историю браузеров и все переписки в чатах, перебрал все документы и файлы. Проверил историю местоположений смартфона, отметив для себя несколько интересных мест.
Как и то, что устройство не появлялось в сети уже порядка двух недель, а в последний раз засветилось именно здесь, по домашнему адресу.
Две недели — иногда это так много… Слишком много.
Он понимал, насколько мизерны шансы на то, что гаджет до сих пор здесь, но все равно упорно обходил квартиру снова и снова. Искал. Перебирал вещи и заглядывал под мебель. За мебель. Полностью разобрал раскладной диван, а потом долго ругался, собирая его обратно. И, конечно же, не нашел.
Зацепок практически не было, и злость — на нее, на себя, на эту свою беспомощность, накрывала душной волной.
На следующее утро после своего приезда мужчина отправился на поиски. Он вытащил из безразмерного своего рюкзака заранее приготовленную одежду — не такую удобную и намного менее практичную, чем привычная ему экипировка, зато более приятную глазу городских жителей. И весьма стильные кроссовки из мягкой кожи. Тщательно побрился.
Теперь из зеркала на него смотрел уже не мрачный, зверского вида мужик, испугавший даже ночного таксиста, а вполне благообразный мужчина. Уже не молодой, но еще не старик, и в меру ухоженный. Удобно, но со вкусом одетый, даже респектабельный.
И еще очень-очень злой.
Мужчина вздохнул. Он сосредоточенно изучал свое отражение, и лицо в нем плыло, меняясь — те же черты, та же внешность, но мимика уже была другой. Расправилась резкая морщинка между бровями, а сами они выровнялись, убрав с лица привычную раздражительность. Ушел хищный прищур из глаз и мягче стали горькие складки у губ.