Она даже начала получать какое-то свое удовольствие от этой странноватой обязанности. Ну а что? Вместо не самой тяжелой, конечно, но все же работы, она сидела на мягоньком пуфике и, по сути, отдыхала.
Листала журналы. Грызла орехи или цукаты, которыми с ней начал делиться как-то незаметно подобревший Арсен. Разговаривала с ним же.
Арсен, когда переставал вести себя, как козел, оказался вполне приятным собеседником.
А еще ему стало лучше. Нет, сначала, первые четыре дня, ему было откровенно паршиво. И с каждым днем, как казалось Марии, ему становится все хуже и хуже. Она даже начала о нем беспокоиться и снова осторожно предложила вызвать врача, за что была послана подранным, но от этого не менее самоуверенным кошачьим доктором почти матерно.
Будто бы он, обученный следить за животными, а не людьми, мог целиком и полностью позаботиться о себе…
Но на пятый исполосованное когтями лицо посвежело, а на щеки даже начал возвращаться слабый румянец. Воспаление вокруг порезов резко пошло на спад, как и отеки, а желтовато-серая кожа снова порозовела. Выровнялась. Заметно оживившийся Арсен даже повеселел.
Единственное, что пока еще выглядело не очень — покрасневший глаз. Веко из-за стянувшей порез корки немного повело, а плотная сетка лопнувших сосудов в том самом, почти задетом когтями зверя глазу, делала сетчатку нехорошей, темно-кровавой. И на ее фоне светло-ореховый цвет радужки казался еще светлее, почти желтым.
Выглядело это все вместе откровенно жутковато, но Арсен был бодр и вполне жизнерадостен. Улыбался. Даже иногда подмигивал Марии — здоровым, правда, глазом. Смотрелось это не очень.
— Я же уже говорил. Ей интересно.
— Приручать? Ладно. А потом? Ну, что она делает с ними потом? Хозяйка же не оставляет их себе. Вот куда она их девает?
Мария с интересом рассматривала сонную кошку. Та уже успела сожрать принесенное угощение, причем на удивление мирно, почти не дичась, а теперь дремала, вытянувшись на флисовой подстилке.
Четвертой, между прочим. Предыдущие три кошатина с явным удовольствием разодрала в мелкие клочки, с интересом поглядывая при этом на реакцию людей. То ли она разочаровалась в практически полной отсутствии этой самой реакции, то ли ей надоела такая игра, но вот эта лежанка пока держалась. Дольше остальных.
— Отдает. Продает. Дарит. Мало ли? Зверье редкое, а тут еще и прирученное. Так почему бы и нет?
Кошка выглядела расслабленной, спящей, но чуть закругленное на кончике треугольное ухо едва заметно подрагивало. Прислушивается? Хищник, он и есть хищник — даже спит вполглаза.
Интересно, что с ней будет дальше?
На их странных, но все же по-своему уютных посиделках госпожа Солодовская за эти дни была уже два раза.
Она появлялась, когда кошка уже съедала принесенное мясо. Заходила в комнату, благосклонно улыбаясь. Задавала пару дежурных вопросов о поведении новой питомицы, о ее реакции на посетительницу. Хвалила. Всех разом, и саму кошку, кажется, тоже — за то, что они так хорошо справляются.
Царственно удалялась.
К зверюге, настороженно следившей за хозяйкой из своего укрытия, она в эти визиты не приближалась. Как сказал Арсен, чтобы не нервировать кошечку, постепенно привыкающую к новому дому. Кошечку… Мария, хоть и успела немного привыкнуть к этой дикой твари, милой кошечкой ее не считала. Как есть, тварь.
Каким боком она способствовала этому самому привыканию, правда, Мария так до конца и не поняла, но она была совсем не против устраивать себе такие вот небольшие посиделки, еще и получая за них прибавку к зарплате.
Замечательные посиделки.
* * *
Шли дни, и изменения в звере становились все более заметными.
Неужели и вправду приручила?
Сегодня сидящая в вольере кошка выглядела еще более флегматичной. Агрессия ушла из прозрачно-зеленых глаз, и теперь зверек был как никогда похож на обычную кошку. Пушистую, да, с плотной, словно набитой шерстью, но просто кошку.
Мария стояла возле клетки, рассматривая свою почти подопечную, а та безмятежно жмурилась в ответ.
И мясо встретила благосклонно. Понюхала заинтересованно. Хрипло взмуркнула и со звоном боднула головой решетку клетки.