Кофе, вот, прихлебывала из стаканчика. И, кажется, старалась не заржать.
Или вот на органы продать. Опоить, усыпить, а потом вырезать почку.
Почка тут же возмущенно заныла, словно напоминая, что для «продать» нужно быть здоровой, в торговом, так сказать, состоянии. А не с песочком от неправильного питания. И, тем более, не пристукнутой всякими там падениями.
Ну, зато хоть думать начала, уже прогресс.
Мысль была не просто неожиданной — она ощущалась чужой. И, кажется, произнес ее в Ритиной голове внезапно мужской голос. Отстраненно подумалось, что да, точно с ума сходит. Капитально так, причем.
Пес растерянно моргнул. И даже отодвинулся немного.
А вот выражение лица его хозяйки стало чуть менее безмятежным и чуть более заинтересованным. Довольным?
… или вот бордель. Может же быть такое, чтобы под маской милой девочки-цветочка скрывается поставщица живого товара? Куда-нибудь в восточные страны, например.
Света поперхнулась кофе и теперь сипло кашляла. На Риту она при этом смотрела нечитаемым, немного ошалелым взглядом.
Хотя, вот куда ее в бордель? Внешность далеко не шикарная, обычная. Да и возраст тоже уже не самый юный. Там, наверное, помоложе котируются…
Ага, паршивый какой-то прогресс. Не в ту сторону.
Эта мысль тоже была неправильной, не ее. Точно сходит с ума. Или нет? Что вообще считается нормальным для ненормальных?
Утомленное происходящими странностями сознание воспринимало множащиеся нестыковки в привычной картине мира притупленно и даже почти равнодушно.
Ну, отлетает кукушка. Или не отлетает. Или вот пес…
На пса она смотрела с подозрением. Вроде бы пес, как пес. Большой только. И странный. И слишком разговорчивый, да, псинка?
Выражение морды у Волчека стало совсем растерянным. Косматые брови забавно двигались, хмурились, делая его морду комично серьезной. Обиженной. Обиженной?
Знаешь, а разбирайся-ка ты с ней сама.
Псина отвернулась. Грузно опустилась на асфальт, разлеглась, демонстративно повернувшись к людям мохнатым боком, но хозяйка его на эту демонстрацию только тихонько хмыкнула.
Да нет, слишком Света милая и хрупкая. Добрая. Такой в борделе работать как-то не с руки. Или как раз такие там и работают? Втираются в доверие, вербуют. Увозят.
Воображение живо нарисовало картинку, как Светочка с молодецким хеком перебрасывает ее, Риты, связанную тушку через спину Волчека, и они бодро трюхикают куда-то в закат. На Волчеке почему-то было конское седло и уздечка. С забавными такими круглыми бубенчиками. Получившаяся картинка была до того абсурдной, что Рита нервно хихикнула.
Псина приподнялась. Требовательно обернулась к хозяйке, и теперь на его роже явно скользило неприкрытое возмущение. И, кажется, даже немного обида.
Рита флегматично прихлебывала воду, наблюдая за развернувшейся пантомимой.
Надо же, какие ранимые монстрики пошли…
Все же, определенно, слишком странное животное.
Сама ты животное. Я на это не подписывался. Закругляемся.
Точно сходит с ума. Как есть, сходит.
Уже.
Да, Волчек, правильно. Уже сошла. А ты тогда вообще мой персональный глюк.
Сама ты глюк.
— Ты тоже это слышишь? — получилось почему-то шепотом.
Ответили ей таким же шепотом.
— Что именно слышу?
Светочка уже не казалась ни радостной, ни сосредоточенной. Стояла рядом. Смотрела — подчеркнуто дружелюбно и нейтрально. И вежливо.
А сквозь эту вежливость проглядывал интерес, исследовательский такой. Ну, чисто врачебный — как медик, бывает, смотрит на некоторых пациентов, а ты тем делом явственно понимаешь, что, с одной стороны, он находит происходящее весьма любопытным, а с другой, похоже, прямо-таки рад, что это все происходит не с ним.
— Свет, а давно у тебя этот, кхм, песик?
Песик под скрестившимися на нем оценивающими взглядами немного нервно поднялся, прижав уши. Отряхнулся. Снова опустил толстую пушистую попу на прогретый солнцем асфальт. Раздраженно посопел. Отодвинулся подальше. И еще немного дальше.