Пульс стучал.
И бился прерывистой нитью, все ускоряясь.
Переплетался с тем призрачным стуком, который звучал во сне, вливался в его ритм и подстраиваясь под него. И меняя его. Он звучал все громче и громче, становясь будто все объемнее… И реальнее.
Гулкий перестук поющего шаманского бубна — а сейчас Рита точно знала, что был то именно шаманский бубен, и сделан он был из кожи великого воина, поверженного в священном поединке. И кожа эта была расписана тонкой кистью из шерсти ласки и острой иглой, и снята, пока сердце его еще билось.
И окурена в дымах семи трав, и растянута на дугах из гибкой плоти дерева, что поднялось над…
Она сейчас выпадет в изнанку. Лови дуру.
Да, уходит.
Светочкин голос звучал совсем по-другому — не так, как Волчека. Нет, он был таким же голосом в голове — странным, неуместным и, по сути своей, полностью ненормальным, но сейчас Рита четко их различала. Понимала. Только вот понимание это было где-то на грани сознания, ведь эти голоса были тихими, слишком тихими.
Уже даже почти неразличимыми — их заглушал голос степи.
А степь звала. Пела. Рассказывала о ветре и силе, о птице, что невидимой глазу точкой кружилась в раскаленной вышине, о костре, что горел и не сгорал. О кострах, многих кострах. Она тянулась к ней, Рите, своими зелеными плетьми трав, обещая в этот раз все же принять. Признать. Простить, наконец, но за что? И открыть ей…
Я же говорю — дура.
Уйти ей не позволили.
Рука у миниатюрной Светочки оказалась на удивление тяжелой, и оплеуха, которая выбила из головы голос степи, судя по ощущениям, чуть не выбила заодно и пару зубов. Слезы вот так точно выбила — они брызнули из глаз, разом исказив мир вокруг, весь его затянув соленой пеленой.
Рита осторожно потрогала пострадавшие зубы кончиком языка. Пошатала и выдохнула с облегчением, поняв, что обошлось без потерь.
Зато Светочка выглядела несчастной. Ссутулилась, нервно потирала отбитую руку.
— Ты извини, что я так, — она смотрела виновато, избегая, правда, прямого взгляда в глаза. — Это самый простой способ. И надежный. Тебе нельзя сейчас туда — в таком состоянии. Вот и… пришлось.
А степь молчала.
Как и голоса в голове.
На их место, правда, пришел легкий звон, но и он тоже понемногу начал утихать. Да, такая хрупкая на вид, и ладошки крохотные, почти детские, а оплеуху отвесила знатную.
— Туда — это куда? И почему нельзя? И что вообще происходит? Ты же явно что-то знаешь. Знаешь же!
Рыжая переглянулась с псом. Слегка качнула головой, словно отвечая на какой-то его вопрос — дожили, вопросы от пса и чужие диалоги в голове — но странных голосов больше не было. Тишина. Привычная и правильная, абсолютно нормальная.
Или слишком пустая?
Мысль, что эта странная парочка сейчас может просто развернуться и уйти, оставив ее наедине со всеми ее кукухами, расплодившимися вдруг странностями и проблемами, испугала.
— Пожалуйста. Ты же что-то знаешь, — взгляд метнулся от печального веснушчатого лица к недовольной мохнатой морде. — Вы же что-то знаете. Оба. Что-то происходит, да? И это не крыша у меня поехала, правда ведь?
Светочка устало вздохнула.
— Нет. Не поехала. И да, поговорим. К себе не приглашаем — все равно не пойдешь, — Рита с облегчением кивнула, и ее понимали. — Пойдем… в парк, что ли? Там людно, тебе будет спокойнее. Волчек, не нуди. Сам видел.
Видел.
Абсурдная ситуация, но Рите почему-то стало спокойнее.
Глава 19
В это время дня в парке было хорошо. Прохладные тени от высоких деревьев ложились на аккуратные газоны, негромко шуршал листьями ветер, и река, раскинувшаяся внизу, под холмами, ощущалась чуть влажной прохладой.
А в маленьком Светином рюкзачке оказался неожиданно широкий плед, на котором нашлось место всем. И даже псина, со вздохом раскинувшая лапы, поместилась.
— Понимаешь, есть некоторые люди, которым нужно для жизни немного больше, чем обычно…
— Люди? — вопрос вырвался сам собой, заставив Свету поморщиться. Нет, не от того, что ее перебили, а самим своим смыслом.
— Не совсем. Вернее, совсем не люди.