Уволиться, что ли? Но кредит уже почти закрыт, осталось платить даже меньше года, а найти такой оклад, как предлагали здесь, можно было только за границей.
Уезжать в чужую страну хотелось еще меньше, чем оставаться работать тут.
— И что Арсен?
Поддерживать разговор с Анной всегда было просто — чтобы поток сплетен не иссякал, собеседник просто должен был подавать какие-то минимальные признаки жизни. Хотя бы иногда.
— Так в клетку потом запер. И шипел не хуже той кошки, пока царапины обрабатывал. Сильно подрала. Говорит, шрамы останутся.
Мария украдкой бросила взгляд на часы. До конца рабочего дня было еще долго, и она тоскливо вздохнула — сегодня ей снова предстояло всю смену отработать в паре с этой болтушкой. И если день только начался, то усталость от непрерывной трескотни уже пришла.
— А еще Арсен сказал, что она особенная там какая-то. Типа редкая. А по мне так обычная. На помойку такую выкинь, от местных и не отличишь.
— Ну, хозяйке лучше знать.
Анна была, конечно, замечательной девушкой. И держалась со всеми как своя-своя, почти родненькая, но вот обсуждать хозяев за их спиной Мария не рисковала ни с кем. Как и других слуг. Возможно, именно поэтому она и продержалась тут так долго.
— Конечно лучше. Но за те деньжищи, что за эту дуру отвалили, можно было десяток купить. И покрасивее, чем эта, как понимаешь.
Мария убрала использованные полотенца и смятое постельное белье, помогла Анне собрать щетки и бутылки с моющими.
— И много отвалили?
Напарница перегнулась через тележку и, сделав страшные глаза, громко прошептала:
— Восемь тыщ!
— Ого.
Восемь тысяч евро за какую-то кошку, пусть даже и за чем-то там особенную… Действительно немало.
— И что хозяйка с ней будет делать, если она такая дикая?
Тележка тихонько выкатилась в коридор, и девушки, окинув напоследок комнату взглядом — вдруг что забыли или не заметили? — аккуратно прикрыли за собой дверь.
— Да кто ее знает. Приручать, наверное. Она же всех их приручает в конце концов. Кыся поумнеет, успокоится. А потом отожрется и, как остальные, будет валяться на своем лежаке, пыриться в одну точку, — Анна снова понизила голос и, на ходу склонившись к уху напарницы, шепнула, — лучше бы она собак заводила, они-то хоть на живых похожи. А эти, что чучела. Лежат себе, пырятся в никуда. Мне возле них не по себе становятся.
А вот Марии их было жаль. У хозяйки сейчас жило с полдюжины кошек, но все они, несмотря на разный возраст, породы, расцветки, были действительно какими-то… одинаковыми? Ели. Спали. Пырились, как говорит Анна, на всех своими огромными глазами-стекляшками.
Заходить в комнаты, отведенные котам, она не любила, ведь и правда, было в них что-то жуткое — каждый раз, когда Мария там оказывалась, коты неотрывно на нее смотрели. Лежали или сидели неподвижно. Иногда моргали. И всегда, всегда молчали, не издавая ни звука. И вправду жутко.
Поскольку прислуге было запрещено трогать этих животных, ухаживал за ними лично Арсен — молодой ветеринар, нанятый госпожой Солодовской специально для присмотра за ее зверинцем. Жил он тоже при доме и, кажется, практически никогда от своих подопечных и не отходил.
Марию передернуло. Нет, вот она бы так точно не смогла — чтобы постоянно при них, быть рядом, смотреть за ними… И на них. Действительно странные существа.
Глава 4
Рита порхала по кухне, увлеченно занимаясь готовкой. На плите аппетитно шкворчала сковорода с румянящимся мясом, а из-под ритмично постукивающего ножа выходили аккуратные ломтики овощей для салата. В наушниках негромко играла музыка.
Быть дома еще засветло оказалось непривычно и даже странно. Поэтому Рита ощущала себя, как ребенок, прогуливающий школу — восторг, удивление и легкие угрызения совести.
Но вечером этим она наслаждалась искренне, радуясь всему тому, что делала здесь и сейчас. И даже маленький червячок вины, притаившийся где-то в глубине души и тихонько, настойчиво покусывающий затопившее ее этим вечером ощущение счастья, почти не цеплял.