Он устало потер покрасневшие глаза широкими ладонями. Цапнул-таки, не удержавшись, вазочку с медом и тут же сунул в рот полную ложку. Зажмурился блаженно.
Посидел немного, собираясь с мыслями.
— Со сроками этими, виноват, не сразу засек. Оно ж знаешь, как? Разок совпасть и просто случайно может, а вот когда прям цикличность, то тут уже вопросы, да. Ну я их и поднял, как понял. Только не всем вопросам у нас рады, оказывается.
Вспоминать о том разговоре с Алексеем до сих пор было мерзко. Ведь понятно же было, что совпадения тогда выстроились слишком стройно для простой случайности, но нет. Ткнули в морду приказ. А потом и мордой.
Хорошо причем ткнули, крепко.
— Поперву мне пытались скормить, что это и не закономерность вовсе. Точнее, закономерность, но не та — весна, а ваше племя, — он бросил на Олега извиняющийся взгляд, — по весне ж дуреет. Сначала мягко намекнули, потом… А потом как-то резко оказалось, что я сдал. Знаешь, как бывает? Старый стал, ленивый, на покой пора. И доходчиво так, главно дело, объяснили, — Дмитрий поморщился, — что с доводами их пришлось согласиться. Так что вот я тут сижу теперь.
Выражение лица у Олега было нехорошим. И голос звучал тихо так, вкрадчиво. Многообещающе.
—Дуреет? То есть все они были?… — Дмитрий кивнул хмуро, подтверждая, и Олег взвился, зашипел яростно. — И ты, зная все это, просто молча взял и отошел в сторону? И никому не сказал, даже не предупредил?
Хозяин дома на это тоже вскинулся, зло зарычал. Он и сам за то свое решение до сих пор себя ненавидел, но если раньше голосок совести был тихим, и его получалось как-то притушить… То теперь же этот гнойник вскрылся.
— А что мне было делать? Героически влезть поперед батька в пекло и тихонько так, естественно где-нибудь сдохнуть? Зашибись, какая от этого польза была бы. Своих-то да, у меня нет, но есть сестра. А у нее Лерка. Помнишь Лерку, а? Ее что, не жаль, она ж не своя, да? Ну а что, за благое-то дело, за идеалы гребаные, да? — Пудовый кулак ударил по столу, и посуда, жалобно зазвенела, подпрыгнув. — Что я мог сделать?
— Угрожали?
Дмитрий ссутулился, словно разом исчез тот стержень, что держал это рослое, крепкое тело, и выглядел он теперь действительно старым и раздавленным.
— Намекнули. Непрозрачно так. Доступно. Лерка-то мелкая, дурная, но у Ленки ж она одна. Никого ж не осталось больше, ни у меня, ни у нее, — в голосе его сквозило отчаяние. — Вот что бы я ей говорил потом, а? Что?
Тишина, повисшая в кухне, была тяжелой, давящей. Хотя со стороны эти их поздние посиделки смотрелись вполне уютно.
Большая просторная кухня, отделанная янтарно-теплыми деревянными панелями и с деревянной же мебелью — тоже крупной, высокой, под стать огромному своему хозяину.
Сидящие за массивным круглым столом двое старых друзей.
Чаек.
Вазочки с угощением — Дмитрий всегда был гостеприимным хозяином.
Лампово, как говорит сейчас молодежь. Или уже не говорит? От молодежи они уже давно были далеки, и все эти быстро сменяющиеся в юных тусовках моды и словечки мелькали слишком быстро, чтобы их помнить. Хотя с молодежью Дмитрию раньше как раз и приходилось работать больше всего.
А так… Почти идиллическая встреча старых друзей, собравшихся, чтобы вспомнить молодость. Дмитрий скривился. Вот что-что, а о молодости вспоминать не хотелось — было в ней слишком много того, что наоборот, хотелось бы забыть. Совсем не те это воспоминания, которые хочется хранить. И у него, и у Олега.
И у многих других — их племени в свое время многое пришлось пережить. Не все, правда, пережили, и не все выжили, но…
Олег же сейчас горел злостью. Боль, связанная с потерей старшего сына, перекипала, переплавляясь в ненависть. И Дмитрий, которого эта ярость коснулась лишь самым краем, в полной мере осознавал и силу ее, и размах.
А ведь искали тогда, и искали хорошо. Не смогли. И поверили, что сделали все возможное. Или им позволили в это поверить?
Что ж, если у него в свое время прижать этих ублюдков к ногтю было нечем, то теперь… Теперь расклад поменялся.