Еще не когти, но уже почти.
Подумалось, что и такими, пока еще маленькими, коготками можно не только поцарапать — горло вскрыть. Причем одним лишь движением.
— Нож? Что-то нужно сделать с ножом? Сломать, да?
Сущность качнула головой и снова хлопнула ладонью по воздуху. Замерла. Растопыренные над ножом тонкие пальцы чуть подрагивали, и свет радостно играл на поверхности ее коготков нарядными бликами.
А ведь она тут давно. Очень давно. И… Меняется? Неужели душа эта, изорванная, почти уничтоженная, начала перерождаться, превращаясь во что-то другое? Что-то, противное и этой земле, и самому миру.
Мертвые глаза пристально следили за ней. Равнодушные и пустые. Хотя нет. Сквозь это мертвенное безразличие все же проглядывали крохи даже не эмоций — тени их, и где-то на самой грани восприятия Рита ощущала, что оно ждет. И надеется. Похоже, что на нее.
А что она может?
И чего вообще может хотеть жертва, которой уже давно должен быть безразличен и мир этот, и даже сам ее убийца?
Или не так уж и безразличен?
— Ты хочешь отомстить? Да?
Синие глаза радостно вспыхнули, на мгновение даже сбросив эту белесую поволоку, и радужка плеснула синевой — яркой-яркой, как летнее небо. Живой. Слишком живой, чтобы и правда принадлежать тому, кто так давно уже мертв.
Пришедшая в голову мысль казалась вполне логичной, и в сложившуюся картину, в принципе, вписывалась вполне правдоподобно.
— Отомстить за то, что он сделал… И за то, что держит здесь.
Сущность плавно скользнула вниз, опускаясь перед Ритой на колени, и просяще потянулась тонкими меловыми руками. Из бледных губ, скривившихся в беззвучном крике, раздалось едва слышное шипение.
А вот зубы, мелькнувшие в открывшейся пасти, были белыми-белыми, словно сахарными. И их было много — явно больше, чем должно было быть. Ровные, тонкие, с заостренными кончиками-иглами…
Плохо. Плохо-плохо!
Зато теперь стало понятно, о чем тревожно шептали старые парковые деревья, и на что так жаловалась земля — сущность эта действительно перерождалась, становясь опасной. Слишком опасной, чтобы и дальше оставаться здесь.
Да, не всем везет с соседями. А некоторым так особенно.
Что же до того человека, который это все сотворил… Рите было жаль, что с ним нельзя, как с теми личинками… Или можно? Пришедшая идея была до того простой и удачной, что Рита расхохоталась от захлестнувшего ее восторга. Прижала обе ладони к земле, потянулась к ней всей своей сутью. Шепнула тихонько:
— Тот, кто это сделал тогда, кто убил — он твой. Ты хотела крови? Забирай. Вся твоя. До капли!
От плеснувшей в ответ теплой волны радости перехватило дыхание. Земля была довольна.
И сама степь была довольна, ведь дар, который ей только что преподнесли, был на диво щедр, и дитя само даже не подозревало, насколько ценным был этот его дар.
А эта несчастная тень, что замерла сейчас у его ног… Почему бы и нет? Степь не была жадной — она была рачительной. И по-женски хитрой. А еще очень-очень хотела жить.
Хотя душа эта была слабой и уже изрядно гниловатой, но… Гниль всегда можно выжечь, а клочья — сшить наново. Напоить солнцем и родниковой водой, напомнить, каков вкус не крови, которой она уже грезит, задыхаясь в иссушающей жажде, а хлеба.
И потом, чуть погодя, она вновь наполнится светом — чистым и ярким. Засияет.
И сама взлетит с ветром и горьковатыми клубами дыма к самому небу, чтобы раствориться в нем без остатка, стать частью его и напитать этот мир каплей силы. Живительной силы, которой этому миру так не хватает… Иногда и капля может изменить многое.
А не выйдет… Степь с чисто материнским умилением наблюдала за сосредоточенно перебирающей варианты Ритой. Что ж, тогда ладная будет игрушка для одинокого дитя ее.
И Рита удивленно замерла, обдумывая вспыхнувший вдруг образ. Приглашение?
Неуверенно посмотрела на замершую на земле сущность. Но ведь других вариантов-то она придумать не смогла? Просто не знала.
— Он умрет, я обещаю. И скоро — я чувствую, как эта земля зла на него. И как она голодна. А ждать она не любит. Что же касается тебя, то я, честно, просто не знаю, как тебя отсюда отпустить. Но могу увести тебя в степь, если согласишься.