Нежить слушала ее внимательно, чуть склоняя голову набок, как собака. Голова при этом неловко дергалась, а внутри шеи, в том окровавленном разрыве, что-то негромко похрустывало.
Явно размышляла над услышанным.
А искра разума в ней, похоже, еще теплилась, поддерживая какое-то подобие сознания. Немного подумав, сущность осторожно протянула Рите свои руки, показывая изменившиеся ногти. И почти сразу отдернула — пальцы дрогнули, хищно и как-то по-птичьи скрючиваясь.
М-да, скользнула отстраненная мысль, а контролировать себя у нее получается уже весьма слабенько.
— Я не знаю, но раз степь сама позвала, то она должна, наверное, знать, как это остановить. И там, — Рита мечтательно прижмурилась, — там хорошо. Ковыль, он, знаешь, серебристый такой, и льется волнами. Мягкими, как шелк. И птицы высоко-высоко в небе. А еще там есть лошади, смешные такие, мохнатые, но быстрые, почти как ветер. А еще там холмы — высокие, почти до неба, но на них можно подниматься, а на вершинах холмов — костры. Они никогда не гаснут, и возле них так тепло…
Ладонь обожгло холодом — неожиданно и резко, до боли. До вскипевших слез. Рита, задохнувшись, замолчала. Открыла глаза.
Сущность подобралась к ней совсем близко и теперь стояла практически вплотную. Жадно всматривалась в лицо своей живой гостьи, и от нее тянуло зябким холодом и тленом.
И кровью, которая все так же бежала из широкой раны. Стекала по белой, словно из мела выточенной руке, срывалась каплями. Исчезала.
Но не с ее, Риты, кожи.
Когтистые пальчики нежити цепко держали ее ладонь, и именно это прикосновение мучало ее тем самым диким холодом. А кровь текла бесконечными линиями, струилась по коже нежити, перетекая с мертвой руки на живую. Жгла огнем, заставляя до скрипа сжимать зубы и всеми силами душить зарождающийся крик.
Запоздало проснулся инстинкт самосохранения, с сарказмом напомнив, что она, Рита, вовсе не бессмертна, и лезть в пасть нежити — старой, измученной гневом и болью… голодной в конце концов — безмозглая, однако, идея.
Нежить стояла, не шевелясь. Смотрела выжидающе.
Мелькнула шальная мысль, что это похоже или на согласие, или на желание нежити ее сожрать. Что ж, лучше считать, что это было согласием.
И, с трудом расцепив сведенные от боли зубы, Рита спросила:
— Пойдем, да?
А переход в этот раз дался тяжело.
Грань между привычным миром и степью — изнанкой, сутью его — не пропускала. Пружинила, раз за разом отбрасывая обратно. Тянула силы.
И с каждой новой неудачей ледяные пальцы сжимали ее кисть все сильнее, все отчаяннее, но, когда Рита, уже почти обессилев, разуверившись в том, что она сможет провести-таки эту сущность между гранями мира, бросила отчаянный взгляд на лицо своей мертвой спутницы… Слезы.
Темно-красные, кровавые капли медленно скользили по белым щекам нежити. И когтистая рука, до онемения сдавливающая ее ладонь, разжалась, отпуская. Сущность начала соскальзывать обратно — в мир, в котором для нее больше не было места. И мир ее отторгал, ломал об эту невидимую границу, соединяющую явь и навь.
Риту затопила злость. Теперь уже она сама потянулась к нежити, решившей, похоже, покорно принять завершение своей не-жизни и до конца самоубиться, вцепилась в тонкие ледяные руки, зашипела матерно в восковое лицо. Рванулась изо всех сил, а оставалось их совсем мало — последние крохи… И что-то изменилось.
То ли живое смогло переупрямить и проломить законы грани. То ли мертвое этой своей готовностью к окончательной гибели что-то изменило, доказав или искупив… Но грань дрогнула, прогибаясь. Истончаясь и натягиваясь — до звона, до крика…
И лопнула.
Глава 29
Удар о землю, такую горячую и такую живую, ошеломил. Выбил воздух из легких, заставив Риту задохнуться. Она оглушенно лежала среди живого серебра степи, что волновалось, лилось бесконечными волнами ковыля, и смотрела в пронзительную голубизну неба над головой. Его было много, так много, что она сама себе казалась крохотной песчинкой, лежащей в огромной горячей ладони.
А потом вернулись звуки.
Шелестом трав и стрекотом мелких букашек, прячущихся в них.
Гудением пчел, деловито облетающих хрупкие лазурные цветы, что поднимались на тонких стрелках стебельков.