Он довольно прищелкнул языком.
— Я тебя не пущу, — предупредила я.
— И как же ты собираешься помешать мне, девчонка? — насмешливо поинтересовался Кисслер. — У тебя же Взгляд. — Последнее слово он произнес так язвительно, что меня передернуло. — Видеть-то ты видишь, а вот что делать, не знаешь.
Я знала только одно — живым я его отсюда не выпущу. Ни о чем не думая, я протянула к математику руку. Только не настоящую руку — сама того не заметив, я выскочила из тела. Действуя словно по наитию, я вцепилась призрачными пальцами в его зловещую ауру и внезапно окунулась в темноту — будто поздней ночью нырнула в мутное озеро. Второй рукой я беспомощно зашарила крутом в поисках ауры Дилана и наконец нащупала соединяющую нас нить. Потянула за нее и между нами вспыхнул жемчужный свет. Я снова обрела зрение.
Кисслер яростно сверлил глазами меня-реальную. Теперь, когда я держала его за ауру, он не мог сбежать, Призрачными глазами я увидела, как падает на пол мое тело. Интересно, а сердце все еще бьется? Я огляделась. Аура Дилана тянулась к моей, и, поглядев на его белоснежное сияние, я вдруг обнаружила, что знаю, что делать. Без всяких размышлений я наклонилась и запустила пальцы в свою собственную ауру. Цветные огоньки прилипли к ним, как скрепки к магниту. Зажав в одной руке свою ауру, а в другой — ауру Кисслера, я закрутила головой. В глазах все плыло от текущей через меня энергии, струи аур дергались и пытались вырваться.
Сквозь дым я разглядела друзей и сестру. Вокруг них продолжали вспыхивать языки пламени. Кисслер отчаянно озирался, сообразив, что попался в собственную ловушку. Теперь-то он понял, что мой дар не так уж бесполезен и связываться со мной опасно. Жаль только, что мне это не поможет. Ну погибнет Кисслер, так ведь и мы не спасемся.
По кабинету метались ауры всех цветов: персиковая — Одры, сиреневая — Лилы, жемчужно-белая — Дилана. Не думая, что делаю, я подтянула поближе свою разноцветную ауру, которую зажала в левой руке, и привязала ее к ауре математика, которую держала в правой.
Мое тело на полу слегка вздрогнуло, Кисслер упал на колени. Узел задергался, но не развязался. Я начала обходить комнату, нащупывая остальные ауры. Ага, вот Лекси. Как только я привязала розовую нить к ауре Кисслера, он смертельно побледнел. Мы с сестрой начали дергать его ауру в разные стороны, растягивая, деформируя ее. Кисслер закричал.
Лекси дрожала от невыносимого напряжения, а в моем сознании вдруг прозвучал знакомый голос.
Увидишь. Запомнишь. Узнаешь.
Перед глазами замелькали образы. Я. Лекси. Лила. Три переплетенных круга, три разноцветных кольца на серебряном поле.
Шэннон.
Увидишь. Запомнишь. Узнаешь.
Я словно бы увидела ауру, наполненную яркими, сочными цветами: фиолетовый, лиловый, сиреневый, светло-голубой, розовый. Цвета переливались, перетекали друг в друга, и внезапно я поняла, что надо делать. Увидела так ясно, как тогда, с Колином и Сарой.
Я из последних сил бросилась к Лиле. Из-за какого-то сбоя в мировом космическом пространстве или по странному капризу судьбы без Лилы мы не обойдемся. Я постояла перед ней секунду, вглядываясь призрачными глазами в ее глаза — холодные, голубые. Когда мне показалось, что она тоже заметила меня, я протянула руку к ее ауре, и Лила едва заметно кивнула. Неужели и вправду видит? И понимает, что я собираюсь сделать?
Как только мои пальцы коснулись ауры Лилы, в комнате сверкнула яркая вспышка, такая короткая, что я сперва подумала, что она мне почудилась. Вопли Кисслера подтолкнули меня к действию и, схватив за край ауру Лилы, я рванулась обратно — к математику. Потянулась изо всех сил и заставила себя запустить пальцы в его отвратительную ауру — в последний раз. Стиснула зубы и завязала еще один узел — между Кисслером и Лилой.
Нити аур натянулись как струны, отрывая стертый от тела Кисслера. Розовый. Фиолетовый. Голубой.
Лекси. Лила. Я.
Измученная, я рухнула на пол — в свое тело. И провалилась во тьму.
16
Ясный
Три переплетенных круга, три разноцветных кольца на серебряном поле. Я огляделась.
— Шэннон?
Мой голос эхом разнесся кругом. За последнюю неделю я была здесь уже несколько раз, но только сейчас приняла это как должное. Раньше я не хотела считать свои сны явью, не хотела задумываться над тем, что они значат.
Не хотела принимать свой Взгляд.
— Теперь я вижу, — тихо произнесла я.
Волосы тихонько шевелил ветер, и я вдруг сообразила, что на этот раз во сне нет никакого огня, трясущейся земли, кричащих стен. Что было — то прошло, и это место снова стало тихим и мирным.
Она явилась из ниоткуда, показалась вдалеке и медленно двинулась ко мне. Волосы казались особенно темными на фоне белого пространства вокруг, и по мере того как она подходила, мой взгляд все чаще обращался к трем переплетенным кругам.
— Это мой герб, — губы Шэннон по-прежнему не двигались, голос рождался, казалось, прямо в моей голове.
— Твой герб, — эхом отозвалась я и вдруг поняла, что тоже говорю, не раскрывая рта.
Она кивнула.
— Символ моего рода, знак моих потомков.
— Он повесил его в своем доме, — сказала я. Шэннон не ответила, но я вдруг поняла все без слов. — Он был одержим. Тобой, нами. Сверхъестественными способностями людей, Это его и сгубило.
Она величественно кивнула, не сводя с меня внимательных глаз.
— Теперь-то я вижу, — беззвучно продолжала я. — Вижу на самом деле. Вижу все.
— Все ли, дитя мое? — На лице Шэннон заиграла мягкая улыбка. — Даже защитника? Даже свои прошлые жизни? — Ее голос зачаровывал, а от прекрасного лица невозможно было отвести взгляд. — Всего ты пока не видишь. Но увидишь обязательно. Она всегда видела, видишь ты, да и она увидит.
— Кто всегда видел? — спросила я.
Это что, еще одна загадка? Боюсь, у меня больше нет сил их разгадывать.
— Что всегда видел?
— Сама поймешь, — пообещала Шэннон. — Уже скоро.
Подавшись ближе, она прижалась губами к моему лбу.
— Дитя мое.
В самых глубинах сознания взорвалась атомная бомба, ну или что-то в этом роде — во всяком случае, звук был похож, и в ту же секунду я открыла глаза под завывание пожарной сирены.
— Я тебя держу, — раздался над головой чей-то глубокий голос, и мне смутно вспомнилось, как Дилан поднял меня с пола и, спотыкаясь, вынес из горящего кабинета математики.
Откуда силы-то взялись? Поразмышляв над этим, я решила, что первая провидица наделила даром не меня одну.
— Как ты? — отчаянно кашляя, спросила я Дилана.
— Нормально, — ответил он.
Мимо пробежал пожарный. И тут я услышала отчаянный голос мамы:
— Лисси!
Как она тут оказалась?
— Мама, откуда ты?
Дилан осторожно отпустил меня, и я очутилась в крепких материнских объятиях.
— Я увидела тебя в том доме, увидела его записи, — причитала мама. — Не понимаю, почему я сразу тебе не поверила? Ведь я должна, обязана была поверить!
— Он заколдовал тебя, закрыл тебе глаза, — объяснила я.
— Сейчас же! — раздался неподалеку знакомый рокочущий голос.
Это бабушка орала на пожарного. Судя по всему, он попытался не пустить ее в школу. — Бедный учитель все еще там! — кричала она.
— А действительно, что с Кисслером? — спросила я у Дилана.
Он пожал плечами.
— Вокруг загрохотало, он свалился на пол и, если мне не померещилось, взорвался.
— Что ты с ним сделала? — загремела бабушка.
Я посмотрела на нее с удивлением, как бы говоря: «Кто, я?!», но бабушка на это не купилась.
— Иона Кисслер был прекрасным человеком! — яростно выкрикнула она.
И надвинулась на меня, пылая от гнева. Я в испуге отшатнулась. Да она убить меня готова! Что это с ней? Я победила плохого парня. Разве не для этого нам даны наши способности?
И тут я вспомнила.
— Дилан, фотография! — воскликнула я. — Она у тебя? Та, бабушкина, которую мы нашли в доме Кисслера?