Помню, я тогда в классе пятом училась. Прихожу домой, а там… прямо пир горой. Родители наши – простой сантехник и домохозяйка, приоделись по такому случаю, как на свадьбу. А Катька, счастливая, порхала по квартире, что-то лопоча по-английски своему "америкосу".
Помолвку справили знатную, позвали соседей. Стол ломился от угощений, на которые скидывались всем подъездом – кто грибочков притащил, кто пирогов напёк. Помню маму, весёлую, заправляющую салаты майонезом…
На меня, мелкую, тогда никто и внимания не обращал, все были заняты сестрой и обрушившимся на неё счастьем.
Поженились молодые через несколько месяцев в Филадельфии. Нас, правда, из-за документов не позвали, но фотки потом всё же выслали. Катерина, которая к тому времени превратилась в Кэтрин, была чудо, как хороша в подвенечном платье. Высокая, стройная, светловолосая – копия нашей мамы в молодости, она казалась мне эталоном красоты и нежности, особенно на фоне своего белобрысого избранника, тощего, краснолицего, и с торчащими ушами.
Поначалу, писала Катька часто, со всеми подробностями. Звонила. Но, постепенно, весточки стали более скудными, редкими, а звонки и вовсе прекратились.
Время шло. Я окончила школу с золотой медалью и готовилась поступать в вуз. Планируя когда-нибудь навестить сестру, всерьёз занималась английским языком.
И вот, прихожу я как-то домой, а мама вся в слезах. Десять лет прошло с тех пор, а я, как сейчас помню выражение её лица. Слова были не нужны, я сразу поняла, что с Катькой что-то случилось.
Как оказалось, Катерина застала своего ненаглядного с другой, прямо на его рабочем месте.
Ой, что тут началось…
Она орала благим матом, в котором, впрочем, мата было больше, чем блага, ну а "благоверный" ейный, в котором ни блага, ни веры не наблюдалось вообще, весьма откровенно заявил: "Да, кто тебе поверит? Ты здесь вообще иностранка. Будешь много рыпаться, по миру пущу или вообще отправлю домой к маме с папой".
Ну, сестра моя, конечно, сразу же в слёзы. И тут, вдруг, до неё дошло, что она в этой Америке проклятущей, одна-одинёшенька, поплакаться, и то некому. Вот, и давай она звонить домой почти забытым родственникам, мол, одна, я тут, как перст, присылайте сестру, и жилетку побольше, плакаться буду.
Ну, а что я? Документы она мне выправила, визу оформила. Собрала я свой нехитрый скарб, попрощалась с отцом и матерью, и отправилась в далёкую Америку, сестру из беды вызволять.
А сестра, меня и не узнала. Стоит, ждёт. Я к ней подхожу, а она мне по-английски:
– Мисс, вы ошиблись, я сестру жду.
Ну, и смеху было! Катька-то с годами, всё больше на мать походить стала, а я на бабку Аксинью, мать отца. Говорят, и характером в неё пошла, Боже упаси!
В отличие от сестры, роста я не высокого, хотя и тоньше в разы, да, и шевелюра у меня не светлая, а каштановая с рыжиной. Цвет глаз, и тот у нас разный: У неё зелёный, а у меня отцовский синий.
Короче, стоим мы рядом друг с другом, а у нас ни одной общей черты, будто и не сёстры вовсе.
Ну, Катерина быстро опомнилась, вспомнила, какой я была десять лет назад, признала. А, как признала, так слёзы буйным потоком и полились. Рассказала, как муженёк над ней все эти годы измывался, про его измены, и про то, как приходится терпеть всё это из страха остаться на улице. Единственное, на что она смогла решиться, это, в знак протеста, временно переехать в отель, а вдруг Говард заскучает, и осознает свою ошибку.
Ага, держи карман шире.
Я её, конечно, утешала, как могла, а сама при этом думала, как бы я поступила на её месте. И решение пришло само собой. Катюха, долго сопротивлялась, но от шанса отомстить отказаться не могла.
Мы, конечно, очень сильно рисковали, но попробовать всё же было нужно.
И вот, я, выведав с помощью сестры где будет обедать неверный родственник, во всеоружии отправилась туда же.
Его, я узнала сразу же. О, единожды увидев подобные уши, их уже ничем из памяти не вытравишь.
Он был не один. Его спутницей была невысокая девица, с вытравленными "а ля Монро" платиновыми волосами. Но, скажу вам честно, против меня у неё не было никаких шансов.
Я села за столик напротив и заказала мартини. Я заметила, каким заинтересованным взглядом он окинул меня. О, да, это была игра по моим правилам. Дома я на спор и не такое творила.
Поймав очередной его взгляд, я, ослепительно улыбнувшись, салютовала ему бокалом.
Ой, вы бы его видели. Говард засмущался, сбился с речи, и его спутница недоуменно следила за тем, как, сначала его лицо, затем уши и шея стали пунцовыми. Он стал прятать от неё глаза.