Прилив возбуждения пронзил поясницу острой судорогой. Родион отступил назад, тихонько запер дверь на задвижку и двинулся к жене, чувствуя горячие удары крови в висках. Все лицо пылало. Положил ей руки на бедра, прижимая к себе. Лика недоуменно дернулась, выпрямилась, он не дал ей повернуться к нему лицом, прижал еще теснее, запустил руки под халат, ощущая бешеный прилив сил, провел ладонью по плоскому, совсем девичьему животу, грубо, по-хозяйски, опустил руку ниже. Когда правая рука замерла на ее груди, Лика знакомо встрепенулась, закинула голову, услышав ее учащенное дыхание, Родион рванул поясок халата, повернул к себе и стал теснить к стене. Она ошарашенно подчинялась, закрыв глаза. Прижав ее к стене, словно распяв, Родион, не в силах избавиться от мысленного образа черного пистолета, взял ее удивительно ловко и быстро, с первой попытки. Он не спешил и не был груб, но прекрасно понимал, что насилует Лику самым бесстыдным образом. А вот она этого, кажется, и не понимала, обхватила его спину, выдыхая со стоном:
– Милый… какой ты сегодня…
И пыталась отвечать, но он напирал так, что у нее перехватывало дыхание. Лика по прошествии довольно долгого времени кончила первой, вскрикнула и обмякла. Тогда Родион, чувствуя себя наконец-то настоящим суперменом, отчаянно желая стереть всякие воспоминания о недавнем постыдном бессилии, опустил ее на кучу простыней, не встретив ни малейшего сопротивления, теплую, раскрывшуюся, покорную, оскалясь, медленно овладел ею, так, словно хотел уничтожить, раздавить. И когда в конце концов после упоительнейшего оргазма, от которого потемнело в глазах и голова стала вместилищем звенящей пустоты, Родион оторвался от нее, повалился боком на простыни, понял, что одержал не просто победу – триумф. Не хватало только фанфар и серебряных труб. Над головой у него шумно выключилась стиральная машина, Лика, не открывая глаз, придвинулась и положила голову ему на грудь. Он мстительно ухмыльнулся в пространство. И спросил:
– Тут кто-то собирался меня к доктору отправить? Импотентом обзывал?
– И вовсе не обзывала, – все еще задыхаясь, сказала Лика.
– А подразумевала?
– Ты не так понял…
– А еще хочешь?
– Ой, Родька, хватит… Что с тобой сегодня такое?
– В настроении, – сказал он покровительственно.
– Почаще бы такое настроение… – фыркнула она. – Нет, чтобы собственный муж изнасиловал в собственной ванной, как Шарон Стоун…
– А она здесь при чем?
– А ты вспомни – ее чуть ли не в каждом фильме непременно к стеночке приставляют и именно в такой позиции. Имидж у нее такой, что ли?
– А еще?
– Родик, хватит, пусти… Ну правда, хватит с меня, все было просто прекрасно… – Она забарахталась, высвобождаясь. – Спасибо, а теперь пусти…
Он поднялся следом за ней, спокойный и гордый победитель, по-хозяйски стиснув тугое бедро, хмыкнул:
– А может, и пойти к тебе в шоферы? Чтобы драть на заднем сиденье по шоферскому обычаю?
Лика внимательно посмотрела на него:
– Положительно, не узнаю я тебя сегодня, уж не наркотиками ли начал баловаться на склоне лет…
Но особой серьезности в ее голосе не было, и Родион, с победительным видом шлепнув женушку ниже талии, отпер дверь. Направился в кухню, посвистывая и ощущая волчий голод. Сидевшая там Зойка, торопливо прожевав бутерброд, ухмыльнулась:
– Ну, родители… Прелюбодеи. Запереться в ванной и нагло амурничать – это можно, а в кино с одноклассниками некоторых и не пускают безжалостно.
– Помалкивай, – сказал Родион беззлобно. – Помалкивай, развитой не по годам ребенок. Это не с тем ли одноклассником, у которого родители финку нашли?
– У него такой период, – сказал развитой не по годам ребенок. – Поиска себя и осознания места в мире. Зато, между прочим, ни разу с руками не лез, а это плюс, поверь моему женскому чутью…
– А что, кто-то лез? – спросил он настороженно.
– Папочка… – страдальчески сморщилась она. – Не на Марсе живем. У нас в классе уже три женщины образовалось…
…Полной семейной идиллии не вышло. Часа через два за Ликой заехал некий элегантный субъект средних лет, изысканно вежливо раскланявшийся с открывшим дверь Родионом. Оказалось, в концерне снова возникла некая нештатная ситуация, позарез требовавшая Ликиного присутствия, – и она, быстро приведя себя в парадный вид, укатила.
На сей раз Родион не испытывал по-настоящему ни злости, ни ревности непонятно к кому. Принял все совершенно спокойно. Немного повозившись с пистолетом, достал с полки бордовый томик Светония и углубился в жизнеописания двенадцати цезарей.