Попугай
Что за тварь,
Оборвал бы язык!
По-английски кричит
И по-русски.
Попугайничать – грех не велик,
Но зачем же мешать
При погрузке?
Моряков отрывает от дел,
До команд капитанских
Добрался.
Лучше б век в своих джунглях
Сидел,
Воспитаньем птенцов занимался!
Вира! Майна! – В бомбейском порту.
«Вирра! Вирра!» –
Он вторит, как эхо,
Как горошек катая во рту,
На борту толчея и потеха.
Ночью грянуло:
«Срочно! На бак!»
Встрепенулись,
Не чуя обмана,
Прибежали – там попка-дурак:
«Как спалось, – говорит, –
Мореманы?!»
О священной корове
Наполненный гневом здоровым,
Ругай меня, критик, брани!
Пивком согрешил... О корове
Писать и не думал – ни-ни.
Я сам к ней бочком и сторонкой,
И дело мое сторона:
Будь Зорькой она иль Буренкой,
Неприкосновенна она!
Но вот же, напротив церквушки,
Годков по двенадцать мальцы
Сидят под коровою с кружкой
И тянут святые сосцы.
Видать, притомились от зноя,
А жажда в жару горяча.
И брызжет родное, парное,
О донышко кружки стуча.
Стоит коровенка чужая,
Мальчишек задаром поит.
Машины ее объезжают,
Повозки обходят. Стоит!
Одна посреди перекрестка,
Худая, как баба яга.
Наряжены в чудные блестки
Ее костяные рога.
В таком экзотическом виде
Торжественно бродит потом.
И словом никто не обидит,
Не то что пастушьим кнутом.
Весь город ей – выпас, жилище
Где хочет, ночует, живет.
Арбузную корку отыщет
И свято и смачно сжует.
Священная тема коровья!
Другое вот дело – пивко...
Конечно, и мне для здоровья
Желательно пить молоко.
Индийские вороны
...Вот слетелись и нате орать!
Что поделать, смиряюсь бесславно
Даже взглядом нельзя их пугать,
А уж действием грубым подавно.
Потому и спокойный в словах,
Хлопочу над дилеммою новой:
И выходит, что в равных правах
Эти твари с бомбейской коровой.
Карр! Да карр! –
Оглушили почти,
Допекли безнаказанным игом.
Поднял камень, –
О Будда, прости! –
Улетели мошенницы мигом.
Бродячий пес
Мы с ним глазами встретились на миг,
Он посмотрел и замер оробело. –
Как поживаешь в Индии, старик?
И пес пролаял: – «Вам какое дело?»
Ах, черт возьми,
Гордыни – будь здоров!
Но, право, грех голодному гордиться.
– Пойдем, старик, до наших поваров...
И мы пошли вдвоем по загранице.
Потом лежал на жарком пирсе он
И кости грыз, что с камбуза кидали,
И отгонял рычанием ворон,
Когда они уж очень досаждали.
Проснусь поутру, лает:
– «Как дела?» –
Мосол подкину, взглядом приласкаю.
Сдружились мы, но грустною была
Дальнейшая история морская.
Еще неделя, две, и я – уплыл,
И в этот порт
Уж больше не вернулся.
Бродячий пес...
Ах, как он вслед скулил
О том, что снова в людях обманулся.
Неприкасаемая
Дыша духами и туманами...
Прошла, прошествовала рядом
В цветной толкучке городской.
Какой мужчина жарким взглядом
Не посмотрел ей вслед с тоской!
Над ней запреты, как вериги,
Хоть и прекрасна и мила...
но над проклятьем всех религий
Она как женщина прошла.