– Они у тебя, – напомнил варвар, сам удивляясь собственному спокойствию. – Что ты наворотил, Гирадо?
– А? – переспросил стигиец, нащупывая на поясе мешочки с талисманами. – Сам не знаю… Как-то само собой вышло… интуитивно…
– Хотел бы я знать, что там у тебя вышло, – проворчал Конан. – Давай, работай дальше. Будь что будет. В крайнем случае просто унесем отсюда ноги. А эта Мут – знаешь, она очень хороша… Даже если она ведьма и старуха.
– Ты – жуткий тип, – сказал Гирадо, лихорадочно вытряхивая на землю обломки талисмана. – Так, вода, воздух… огонь… А где же земля?
– Ты же сам говорил, что земная часть талисмана хранится в Луксуре. И что она, вероятно, в особняке Мут. Мол, она самая сильная инее такое… Забыл?
– Может быть, это рубин? – предположил Гирадо.
– А может быть, это сам особняк? – в тон ему ответил Конан. – Простофиля! Что мы теперь будем делать? И что с магой? Она умерла?
– Нет, просто ее душа покинула тело, – сказал Гирадо, приложив на несколько секунд ухо к груди Мутэмэнет.
– А разве это не одно и то же? – фыркнул Конан.
– Для магов – нет, – ответил Гирадо твердо. И насторожился: – А что, тебя тревожит ее участь?
Она могущественна и сильна. Еще бы меня не тревожило, на что она еще способна! – ответил Конан. – По-моему, мы сильно ее разозлили,
Тут тело Мут зашевелилось на земле. Губы с трудом разлепились, глаза распахнулись, и мгновение в них читался панический ужас. Деревья гнулись на ураганном ветру, тучи проносились теперь так низко, что грозили зацепить лежащего на земле за нос.
– Боги! – хрипло произнесла Мут. – Где рубин?
– Здесь, – ответил Гирадо и подтолкнул ногой камень.
– А я где?
– Ты в саду, мага.
– Мага? Мага? – Мут засмеялась еще более хрипло и безумно.
Конан и Гирадо переглянулись. Потом безумная мысль посетила Гирадо, и он вкрадчиво спросил:
– Как тебя зовут?
– Уррутиа… Она сказала, что мое имя – Уррутиа… Что она скормила мое тело речным ящерам…
– Вероятно, так она и поступила, – кивнул Гирадо.
Уррутиа провел руками по бокам, затем вдруг замер и в ужасе схватил себя за грудь.
– Что это? – вскрикнул он и зарыдал.
– Это – тело Мут, – сказал Гирадо. – Добро пожаловать обратно, в мир людей, дорогой брат. То есть, сестра.
– Я теперь женщина? – изумлялся Уррутиа. – Что ты со мной сделал, брат?
– Освободил из рубиновой темницы. Я сделал это, как умел, уж прости меня. Ты теперь – очень красивая женщина. Будущее покажет: может быть, ты еще и бессмертная женщина.
– А как же мои мечты… – забормотал Уррутиа невнятно. – Выпивка, лошади, бабы… Все это потеряно, потеряно безвозвратно!
И он отчаянно, в голос зарыдал.
Конан смотрел на эту сцену, широко открыв глаза от изумления. Затем он сделал над собой усилие и взял себя в руки. Прежде всего – не думать о том, что произошло, когда он сжимал Мутэмэнет в объятиях. Слишком уж противно. Брат, сестра… Ерунда какая-то!
И потом, куда подевалась душа Мут? И где тот проклятый талисман земли?
Катаклизм приближался. В темном воздухе видны были уже кожистые крылья и оскаленные пасти. Конан узнал этих демонов – их он видел в окнах особняка Мут. Теперь они летали над Луксуром, свободные, жаждущие крови, яростные.
Конан схватил рубин и тотчас встретился взглядом с ненавидящими глазами Мут. Душа маги оказалась там, в темнице, и не узнать ее взгляда Конан не мог. Уррутиа, унаследовав тело маги, не унаследовал ее жизненной силы.
– Земной талисман – это ты сама, Мут! – сказал Конан. – Теперь-то я знаю твое уязвимое место.
Он схватил рассыпанные по земле обломки талисмана и бросил их на рубин. Раздалось странное шипение. Рубин как будто расплавился от прикосновения частей талисмана, а затем поглотил их. Мгновение еще Конан слышал пронзительный, отчаянный, полный неизбывной злобы крик женщины, заточенной в рубине, а затем все стихло.
Конан взял камень в руки и наклонился над ним. В темно-красной мгле он увидел, как демоны обступили магу и терзают ее когтистыми лапами, а она обороняется от них заклинаниями. Что ж, Мутэмэнет обрела свою собственную вселенную. И что за беда, если эта вселенная, полная злых, темных сил, вселенная, где Мут является единственной и полновластной госпожой, так мала, что помещается внутри одного рубина!