Выбрать главу

        Он откинулся назад, пристально глядя на них. Они были недовольны, он видел это: Сейм не любил, когда исполнительная власть пыталась навязать им свою волю. Но они уже колебались, и он тоже видел это. А значит, оставалась самая малость.

        Ястрземский говорил им правду. По большей части. УВР, во главе с младшим братом Конецлешским, действительно докладывали ему про резкий всплеск информационной и агентурной деятельности соломанцев. Министерство обороны и Генеральный штаб действительно подозревали, что соломанцы могут, воспользовавшись войной, перейти к активным действиям — но не уточняли, к каким именно; хотя МОФ и Генштаб по долгу службы разрабатывали планы даже на случай войны с мирами Дальних Рубежей или вторжения из Туманности Андромеды. Война с Соломанией, действительно, стала бы катастрофой — но Боги-Машины тоже не спешили рисковать, а их подданные были даже большими изоляционистами, чем шляхтичи из Старой Федерации и Добровольческой партии.

        В одном Ястрземский соврал. Эта резолюция была меньшим , о чём он собирался просить у Сейма. Но главам фракций необязательно было об этом знать.

- Примите решение. - сказал он, глядя на собравшихся. - Выбор за вами.

VI

        На улицах Сан-Марко реяли флаги.

        За бронированным стеклом лимузина тянулись мимо белые фасады домов, задрапированные красно-зелёными знамёнами. Зелёные кроны деревьев, высаженных вдоль потемневших от дождя тротуаров, сливались с ними; наверху вдоль улиц тянулась алая, кроваво-красная, полоса. Стальное небо нависало над городом тучами, вот-вот готовыми вновь разразиться дождём. Пристально вглядевшись, можно было разглядеть едва заметную дрожь влажного, горячего воздуха, неестественно жаркого даже для конца весны; выйдя наружу, можно было уловить витавший над городом едва различимый запах озона.

        И, конечно, в стальном небе не было ни единого люфтмобиля.

        Эмилия ван Хаутен сидела на заднем сидении лимузина, сложив руки на затянутых в белое коленях, и смотрела, как мимо неё проплывает колонна Монумента Республики. Дожди смыли с неё чад и копоть, а бригады коммунальных дронов — вернули красному мрамору блеск, но ни сам Монумент, ни окружавшая его площадь уже не были такими, как прежде. Цветы застилали мраморные ступени постамента вокруг колонны, покрывали собой нерабочие фонтаны, спадавшие вниз каскадом. Флаги, возвышавшиеся вокруг Монумента, были приспущены в трауре; рядом с ними дрожали на слабом ветру траурные белые ленты. Некоторые флаги были изорваны и потемнели от копоти, грязи и пыли. Один из них, вздрогнувший от внезапного порыва ветра, потемнел от крови и пыли настолько, что зелёный цвет исчез с него, превратившись в чёрный.

        Казалось, будто красно-чёрное знамя единственное реяло гордо.

        В начале улицы Спадария возвышалась чёрная плита стены памяти. Имена белыми линиями испещряли её. Сердце ван Хаутен сжалось: такой вещи было место в пантеоне или на кенотафе — в обители почтённых предков или на памятнике тем, кто отдал жизнь и презрел посмертие ради общего блага. Но не здесь.

        Не на Пьяццале Серениссима. Не на главной площади Республики.

        Она отвела взгляд. Лимузин проехал дальше, оставив чёрный монолит позади, мимо Музея Республики, задрапированного флагами, мимо прямых белых колонн домов в начале улицы Национале. Дома расступались вокруг Пьяццале Мемориале, прежде чем уйти вдаль, от центра Сан-Марко; лимузин свернул, пересекая пустую Мемориале, и выехал на улицу Кьяроччини, вновь вступив в море цветов.

        Губы ван Хаутен сжались в тонкую линию. Она сама составила этот маршрут. Но это не означало, что ей было легко.

         Революция . С тех самых пор, как она увидела бойню, учинённой посреди Сан-Марко покойным президентом Берлиньери, её не покидало ощущение, что вселенная вокруг перевернулась в одночасье. Она до сих пор, три месяца и избирательную кампанию спустя, не могла избавиться от этого чувства.

        Революция была великой. Революция была страшной. Революция вырвала Марцию из летаргии, обрушив её на колени. Революция дала ей шанс. Единственный шанс.

        И все усилия пропадут даром, если Марция упустит его.

        Лимузин миновал последнюю баррикаду на Кьяроччини. Никто не убирал её; бетонные блоки и мешки с песком, стальные ежи и решётки, знамёна Марции и цветы, цветы, цветы. Ван Хаутен обернулась, когда лимузин проезжал мимо; лицевая сторона баррикады была изрыта отверстиями от пуль. Кратеры от попаданий усеивали тротуар и зеркальную мостовую перед ней.