Дверь в ванную чуть приоткрылась. Сквозь щель он увидел розовую, чистую Рони, вытирающуюся полотенцем.
— Ты меня звал, дорогой?
— Нет, — ответил Барни. — Я разговаривал со своим доктором.
— У каждого бывают ошибки, — немного неуверенно сказал доктор Смайл.
— Как это получилось, что мы с ней… — сказал Барни, делая жест рукой в сторону спальни. — Вот так, сразу?
— Химия, — сказал доктор Смайл.
— Давай яснее.
— Ну, вы оба ясновидцы. Вы предвидели, что в конце концов это произойдет, что вы почувствуете друг к другу сексуальное влечение. И вы решили — после нескольких рюмок, — что ждать не имеет смысла. Жизнь коротка, искусство…
Чемоданчик замолчал, так как Рони Фьюгейт появилась из ванной и, обнаженная, прошла мимо Барни, направляясь в спальню. Барни отметил, что у нее стройное тело и фигура в самом деле прекрасная, а ее маленькие острые груди заканчиваются сосками размером не больше чем пара розовых горошинок.
«Скорее, пара розовых жемчужин», — мысленно поправил он себя.
— Я хотела тебя ночью спросить, — сказала Рони Фьюгейт, — почему ты консультируешься с психиатром? Ты постоянно носишь этот чемоданчик с собой. Ты поставил его на пол, только когда… И он был у тебя включен вплоть до…
Она подняла брови и испытующе посмотрела на него.
— Однако тогда я его выключил, — подчеркнул Барни.
— Как ты считаешь, я красивая?
Стоя на цыпочках, она выпрямилась, вытянула руки над головой и, к его удивлению, начала делать серию упражнений, подпрыгивая на месте и покачивая грудью.
— Ну конечно, — ошеломленно пробормотал он.
— Я бы весила тонну, — выдохнула Рони Фьюгейт, — если бы не делала каждое утро эту гимнастику, разработанную отделом вооружений ООН. Иди и налей кофе в чашки, хорошо, дорогой?
— Ты в самом деле моя новая ассистентка в «Наборах П. П.»? — спросил Барни.
— Да, конечно. Ты что, не помнишь? Ну да, я думаю, ты такой же, как большинство выдающихся ясновидцев. Ты так хорошо видишь будущее, что с трудом вспоминаешь прошлое. А, собственно, что ты помнишь о прошлой ночи?
Она сделала паузу в своих упражнениях, тяжело дыша.
— О, — сказал Барни, — наверное, все.
— Послушай. Ты таскаешь с собой психиатра только из-за того, что ты получил повестку. Правильно?
Поколебавшись, он кивнул. Это он помнил. Знакомый голубовато-зеленый продолговатый конверт пришел неделю назад. В следующую среду в военном госпитале ООН в Бронксе будут проверять, здоров ли он психически.
— Помогло? Он… — она показала на чемоданчик, — сделал тебя достаточно больным?
Повернувшись к портативному доктору Смайлу, Барни спросил:
— Сделал?
Чемоданчик ответил:
— К сожалению, вы все еще вполне пригодны, мистер Майерсон. Вы можете выдержать стресс в десять фрейдов. Мне очень жаль. Однако у нас в запасе еще есть несколько дней. Мы только начали.
Войдя в спальню, Рони Фьюгейт взяла белье и начала одеваться.
— Подумать только, — вздохнула она. — Если вас призовут, мистер Майерсон, и отправят в колонию… может оказаться, что я займу ваше место.
Она улыбнулась, приоткрыв великолепные, ровные зубы.
Это была мрачная перспектива. И способность к ясновидению немногим ему помогла. Причина и следствие находились в идеальном равновесии, и сказать что-либо об окончательном результате было невозможно.
— Ты не справишься, — сказал он. — Ты не смогла справиться даже в Китае, а это было относительно несложно с точки зрения анализа распределения вероятностей.
Однако когда-нибудь ей это удастся — Барни мог без труда это предвидеть. Она была молода и одарена выдающимся талантом. Единственное, что ей требовалось, чтобы с ним сравниться, — а он был лучшим в своей профессии, — это несколько лет практики. По мере того как он осознавал ситуацию, в которой оказался, он все яснее отдавал себе в этом отчет. Было весьма вероятно, что его призовут, а если даже и нет, то Рони Фьюгейт может отобрать хорошее, удобное место, до которого он добирался ступенька за ступенькой долгие тринадцать лет.
Довольно специфическое решение проблемы: отправиться с ней в постель. Интересно, как он до этого додумался?
Наклонившись, он тихо сказал доктору Смайлу:
— Я хочу, чтобы ты объяснил мне, с чего, черт возьми, я решил…
— Я могу ответить! — крикнула из спальни Рони Фьюгейт. Она только что надела довольно обтягивающий бледно-зеленый свитер и поправляла его перед зеркалом туалетного столика. — Ты сказал мне это ночью, после пятого бурбона с содовой. Ты сказал… — Она не договорила, в глазах ее заблестели веселые искорки. — Это было не слишком изящно. Ты сказал: «Если нельзя их победить, надо их полюбить». Только вот мне жаль это говорить, но ты употребил несколько другой глагол.