На тебя насядут разом
Вес могилы, крепь гроба,
Глад червей, грызущих мясо,
Запах тлена… То – судьба:
Нехер было, гадский боров,
В наш предел полки вторгать.
Стоп! Довольно разговоров.
Время битвы. Исполать!
Исполать тому, кто в сече
Будет жечь лихой рукой.
Да иcчезнут гомосечи!
Да воспрянет род мужской!
Новая сатира, старая сатира…
* * *
Новая сатира, старая сатира,
горькая усмешка, клочная брада.
И опять Россия, баба не от мира
этого, – плетётся
не туда.
Плачет рыжей грязью,
стелет острым настом,
обувает в глину,
одевает в дым.
Солнечно – к ненастью,
ветрено – к несчастью.
Ну а ветры в спину
молодым.
Что за жизнь с такою:
в венах бездорожий,
в юбке из бересты,
в кофте из хвои?
С раковой Москвою,
с азиатской рожей, –
той, что мнут как тесто
холуи:
«Здесь теней обильно,
тут погуще мушек,
губы – в цвет порфира,
в цвет мазута бровь…
Современно! Стильно!» –
Беленою в уши…
Вот и вся сатира.
Вот и вся
любовь.
Пассаж о первом полёте
Вот фанера растёт в чистом-чистом, нетоптаном поле,
В гуановой жиже.
У неё золотые листы,
Крепкий стебель и корни вразлёт.
Знаю, знаю, однажды фанера, воскликнув «Доколе?», –
Направит свой пестик к Парижу.
И, вспорхнув, с высоты
На чело мне тягучий нектар изольёт…
Прыжок в горнило счастья
* * *
Зрите: некий человек,
Поглощённый дикой страстью,
Начинает свой разбег
Пред прыжком в горнило счастья.
Он решителен как воин,
Как великий маршал Жуков,
Он бессмертия достоин
Как актёр Сергей Безруков.
Он блины умеет кушать,
Ковырять в носу мизинцем,
Надвигать картуз на уши
И ножом столовым бриться.
Но сейчас – другие планы.
Человек с лицом железным
Хочет методом гольяна
В счастье сигануть как в бездну.
Не сдержать его порыва,
Не смирить его томленья.
Он стоит перед обрывом
Весь во власти устремленья,
Весь во власти сладкой грёзы,
Весь как сечка Меркатора, –
От его звенящей позы
Стынут реки, мёрзнут горы,
Облака меняют галсы,
Под землёй кроты рыдают.
Круг зевак образовался,
Репортёры наседают,
Педерасты в тряпках стильных
И другие – в чёрном хроме,
Гомофобы, те, что сильно
Педерастам позже вломят, –
Все, буквально, ждут, когда же
Человек, бегущий горя,
Винтокрылым экипажем
Взмоет, с притяженьем споря?
Чтоб затем, чрез миг короткий,
Рухнуть в Гранд Каньон Фортуны,
Сгинуть там, как член в пелотке…
Только ждут зеваки втуне:
Наш герой почешет яйца,
Развернётся и без спешки
Двинет в паб «Дары данайца»
Пиво пить и грызть орешки.
…Сим кончается поэма
На фальшивой, в общем, ноте,
Потому что Счастье – тема
Не для хихонек в блокноте.
Может ли поэт не ссориться с коллегами?..
* * *
Может ли поэт не ссориться с коллегами,
Не называть их бездарями и графоманами,
Золотарями, олигофренами, мозговыми калеками,
Матерно всячески и просто баранами?
Может ли поэт не ссориться с критиками,
Не называть импотентами и Зоилами,
Паразитами, крысами, мозговыми рахитиками,
Опять же матерно и – многократно – дебилами?
Может ли поэт не презирать читателей,
Не считать их стадом полоумных ослов,
Пожирателями ширпотреба, а чаще – падали,
Владельцами набитых навозом голов?
Нет, нельзя поэту быть хорошим.
Заказано поэту быть покладистым.
Чуть дашь слабину – нассут в калоши,
И в душу насерут с великой радостью.
С поэта и гладки поэтому взятки.
Засим у поэта и выбора мало.
Всем без разбора – с плеча по сопатке,
А кто не согласен – с ноги по ебалу.
Исподнее поэта
* * *
У кого-то труселя красные в горошек,
У кого-то труселя чёрные в обтяг,
Кто-то пишет в блог себе про одних лишь кошек,
Кто-то пишет в блог себе только про собак.
Кто-то пишет про чечню, кто-то про евреев,
Кто-то постит день за днём бред про аниме,
Кто-то яростно чморит пидарасов-геев,
Кто-то спорит о «парадном» и о «шаурме».
Кто-то двигает культуру, кто-то бескультурье,
Кто-то плачет по стране, кто-то по себе,
У кого-то не стоит, у других в ажуре,
Кто-то кроет пэмээс, кто-то кэгебе.
Лишь у скромного меня блога нет как нету,
И сижу в своей глуши я – как есть бирюк:
То хлебну две сотни грамм нежного кларету,
То вострю на оселке абордажный крюк.
Мне при этом до пизды КГБ, евреи,
Бескультурье, аниме, ПМС, коты,
Плаксы по эсэсэсэр, нестояк и геи.
Лишь удобные трусы мне не до пизды!
Пиздец! Так много в этом звуке…
«Пиздец!» Так много в этом звуке
(хоть буков здесь всего лишь шесть,
но это – если по науке),
что впору под кровать залезть.
Во тьму и пыль, к компотным банкам,
к забытой спичке для зубов, –
залечь, засесть как в супертанке,
грозящем дюжиной стволов
любому в мире супостату –
и террористу и жене,
и поп-певцу и депутату,
и – да, вы правы – сатане.
Забить снаряд, припасть к визиру,
тугой гашеткой поиграть,
набросить на плечо порфиру,
спросить: «Ну, что, ебёна мать,
дождались праведного гнева?» –
и с выражением лица
«ебал я вашу королеву»
Свершить явленье Пиздеца…