Весьма существенная для эволюции времени и места действия черта — их сдвиг в сторону Русской земли и к ее началу, ознаменованному деяниями Егория Храброго: он, выдержав великие мучения, едет из Иерусалима на землю, находящуюся в первобытном хаосе. Егорий устанавливает на ней порядок, одновременно утверждая «святую веру»; он, по духовным стихам, устроитель и основатель Русской земли (есть и самостоятельный стих на эту тему, см. № 27). Происходит «национализация» Егория: в одном из стихов («Егорий мстит за отца») он рождается на Руси, в другом («Стих про Егория Храброго») еще конкретнее — он сын черниговского князя Федора. Показательны и такие детали: Святой Димитрий Солунский хотя и защищает родной город, но одерживает победу над эпическим (и историческим) врагом Русской земли Мамаем и выручает из плена русских полонянок. Федор Тирон освобождает от осады город Иерусалим, но мать ведет попть его коня на Дунай-реку. Тенденция к православно-русскому центризму духовных стихов оказалась и в Голубиной Книге: один из двух главных персонажей стиха, Волотомон-царь (по некоторым вариантам стиха князь Владимир) — явно русский по имени. В одном из печатаемых здесь вариантов стиха в ряду первопричинных и первородных явлений оказались: белый (т. е. русский) царь, который «над царями царь», и Святорусская земля, которая «всем землям мати».
Некоторый сдвиг художественного мира духовных стихов на свою землю (вероятно, поздний) не привел к созданию классического христианского эпоса на собственно русские темы. Духовные стихи, хотя и переработали несколько русских письменных источников (о Борисе и Глебе, об Александре Невском и др.), по художественным качествам, по масштабам освоения национальных тем не могли соперничать с народным историческим эпосом — былинами.
Новые стихи, создаваемые старообрядцами, то есть в среде, не признавшей реформы патриарха Никона, были направлены против этой реформы и против всего, что она вносила в жизнь. Старообрядчество составляло лишь часть народа, сохранявшее, как оно считало, истинную веру. Все остальные — отступники, слуги антихриста (время которого наступило); их обличению, а также собственным бедствиям и были посвящены эти стихи. Произошло смещение во времени и месте действия от событий древней христианской истории, совершавшейся вне пределов Русской земли, к явлениям современности, причем действующими лицами становились, с одной стороны, сами старообрядцы — в качестве персонажей, или от их имени исходило обличение.
Постановка себя, определенного круга людей во время, занимающее серединное место между прошлым и будущим, психологически объяснима. Такой взгляд на время характерен и для духовных стихов лирических разновидностей. Однако он породил несколько неожиданные особенности художественного времени в песнях сектантов — хлыстов и скопцов. Они полагали, что Бог не может существовать, не воплощаясь постоянно в конкретного человека. Раз это так, вожди сектантских общин объявляли себя Христами. Есть Христос, значит, в общине должны быть богородицы, пророки, апостолы Возникали песни о рождении и вообще о деяниях своих богов и святых (формула «Бог с нами», доведенная до абсурда). Поскольку каждый конкретный Христос смертен, он, умерший раньше или позже нас, его слуг, рабов, агнцев, все равно введет нас в царство небесное, мы будем там ангелами, херувимами, серафимами.
Отдаленное и недавнее прошлое, настоящее и, как мы ранее видели, близкое и конечное будущее — все времена освоены художественной системой духовных стихов. Такая широта временного охвата неподвластна другим произведениям народной поэзии. Кроме того, персонажи, «путешествуя» по эпохам, встречаются на одной сюжетной площадке. В Голубиной Книге беседуют библейский царь Давид, живший в X в. до н. э., и условно-исторический Волотомон-царь, жизнь которого можно отнести к X в. н. э.; одновременными зрителями кончины мира («Страшный суд») оказываются библейский праотец Енох, Илья Пророк, Иоанн Богослов — первый жил до Ноева потопа, второй — предположительно в IX—VIII в. до н. э., третий — в I в. н. э.
Обратим внимание на пространственно-временное смещение художественного мира духовных стихов под влиянием церковной живописи. В стихе «О спасении Елисавии Арахлинской царевны» перед отправлением к змее на съедение Елисавия в своем жилище молится Егорию Храброму, Миколе Святителю, Иисусу Христу, то есть иконописным образам этих святых, прося их о заступничестве. Затем вполне «реальный» молодец Егорий Храбрый является на добром коне к синю морю, выручает царевну и усмиряет змею. В некоторых вариантах этого стиха герой — современник Елисавии, а здесь, чтобы выполнить свой традиционный «сюжетный» долг, он как бы отделяется от иконы. От «реальной» жизни Егория произошел сдвиг в сторону времени, когда он уже существовал только как иконописный образ. Иной характер сдвига в стихе о Богородице у распятия (№ 17). В других стихах на этот сюжет время действия то же, что и в евангельских описаниях, собственно историческое. Здесь существенно указание на место действия: