ПЕСНИ СЕКТАНТОВ-МИСТИКОВ (ХЛЫСТОВ И СКОПЦОВ)
121.
Здравствовал батюшка,
Линовался сын Божий возлюбленный,
Гость богатый в Риме-Иерусалиме.
В каменной Москве
И в верховой сторонушке.
А в ту-де пору сошел он
С небесной высоты в небесных пеленах
К диакону в омет с соломой.
Рано утром диакон пошел за соломой
И стал крюком солому дергать.
Но только что запустил крюк в солому,
Слышит он голос отрока:
«Диакон, дьякон, потише, глаз не выколи!»
Диакон изумился,
Запустил крюк в солому другой раз,
И снова голос говорит ему:
«Потише, дьякон, глаз не выколи».
И так три раза было.
После этого дьякон поспешил омет разобрать
И нашел в соломе-то
Младенца в небесных пеленах.
Скорехонько взял его и принес домой,
Развернул там небесный пелены,
Смотрит — мужеск пол.
Испугался да скорее к попу.
Прибегает туда и говорит ему:
«Батюшка, я в омете младенца нашел».
А в ту-де пору-времячко
В стародубской сторонушке
Жил благочестивый человек,
По имени Тимофей Суслов.
Человек он был богатый,
Только детей у него не было.
Вот поп-то и говорит диакону:
«Неси ты его, свет, к Тимофею Суслову,
Да скажи, чтобы кума-то
Взял он встречного».
Суслов младенчика принял
И понес крестить.
Идет это он с младенцем-то,
А сударь батюшка катит
Навстречу на белом коне.
Суслов к нему и говорит:
«Добрый человече!
Мне Бог сына послал,
Так не окрестишь ли?»
Батюшка согласился,
Подкатил он к церкви,
Коня к ограде привязал,
А сам в церковь вкатил.
Тем временем в церкви
Все к крестинам приготовили,
А поп-то вошел в алтарь
Да и замешкался.
А сударь взял младенца-то,
Да и окрестил его,
Не допустил до скверных
Поповских-то рук.
Поп из алтаря-то выходит,
Глядь — кум младенца-то окрестил уж;
Он и давай кричать:
«Кум, кум! Что ты делаешь?»
А сударь-то и говорит:
«Я не здешний, меня позвали
Младенца крестить, я и окрестил,
Думал, мне крестить-то надо».
Тут поп видит — делать нечего
И говорит: «Ну уж видно все равно».
Младенца назвали Иваном.
А батюшка выкатил из церкви,
Сел на коня и поднялся
В небесную высоту.
На том у батюшки
И суд Божий исполнился.
122.
Как по морю, морю синему,
По синему морю по Хвалынскому,
Плывет, выплывает тут большой корабль,
На кораблике построен муравшин чердак,
На чердаке построен был христов престол;
За престолом ликуется свет небесный царь, богатый гость.
Как на батюшке кафтан — сер пониточек,
На кафтанчике пуговки ольяшныя,
В его пуговках залито по люту зверю,
По люту зверю, по индырчику.
Как наш батюшка по кораблику покатывает,
Он рукавчиком по пуговкам поваживает,
Как ольяшные его пуговки раззвенелися,
И во пуговках люты звери разревелися,
За ними выплывает легка лодочка,
И во лодочках гребцы — воровские казаки;
И хотят они большой корабль поразграбить и разбить,
Прибыль и наживу по себе разделить.
Как золотая трубонька, проглаголовал
Наш батюшка небесный государь:
«Не бегите, не топитесь, воровские казаки,
И во первой-то вине вас Бог простит,
А вперед вы, мои други, так не делайте!»
123.
Уж во садике,
Во зеленоим,
И во тереме,
Во высокоим,
Что сидела тут
Красна девица.
Сидючи, она
Думу думала —
Слезно плакала:
«Государь ты мой
Родимый батюшка!
Ты пожалуй-ка мне
Уж добра коня,
Богатырского, —
Перевез бы меня
Тот добрый конь
Через реченьку,
Через огненну;
Перевез бы он
Чрез сине море;
Он довез бы меня
До царствия,
До того раю
До блаженного!»
Проглаголывал
Сударь батюшка:
«Ты душа ль моя
Красна девица!
Уж к чему тебе
Да добра коня —
Богатырского?
Ты проси себе
Чиста серебра,
И еще проси
Красна золота,
И проси себе
Крупна жемчугу!» —
«Государь ты мой
Родимый батюшка!
Рассуди, сударь,
Про сие дело:
Уж к чему-то мне
Чисто серебро?
А еще к чему
Красно золото?
Да еще к чему
Бел крупен жемчуг?»
Проглаголывал
Сударь батюшка:
«Ты душа моя
Красна девица!
Чисто серебро —
Чистота твоя;
Красно золото —
Красота твоя;
Бел крупен жемчуг —
Из очей твоих
Слезы катятся.
Ко батюшке
В небо просятся!
К Отцу, Сыну,
Ко Святому Духу,
К Святой Троице,
И до царствия
До небесного,
До его раю
До блаженного!