Можно гадать, с чего это «случаются» изобретения именно такого, а не совершенно иного рода. На это есть множество культурологических и неутешительных ответов. Но в любом случае, мне представляется мыслимым, что на это существует и естественный ответ, нечеловеческий – данный самой природой, ответ, о котором человек может пока лишь догадываться: так случилось, поскольку биологическое пространство как целое сумело наконец дать человеку – наиболее интеллектуальной части этого пространства – возможность изобрести средство уничтожить человека и тем это целое спасти.
Как правило, именно в ответ на столь трагическое осознание мы начинаем лучше реализовывать себя и продвигаемся ещё ближе к нашей сокровенной действительности. В сущности, человек благ, просто он ещё не реализовал свою истинную сущность.
Мы уже подбираемся к тому, чтобы критически описать, как наличная реальность заручается тем, что мы непрестанно и всё более эффективно участвуем в этом круговороте и называем это репрессиями, цензурой (даже самоцензурой), подавлением и самым обыденным воспитанием в духе чувства реальности.
Но и сама наша критика круговорота становится его частью. Мы критикуем созданную нами реальность с позиций иной, лучшей реальности, но, в принципе, реальности того же толка, то есть ожидающей своей реализации.
Мы чувствуем, что постепенно сможем сойтись на том, что живём в нереальном мире, но наш до сих пор единственный ответ на это чувство нереальности состоял в иной, более реальной реальности. Как будто мы постоянно сбиваем цену в нашей попытке реализации новой и лучшей реальности. В конце концов мы реализуем мини-модели этой реальности. Мы реализуем мини-демократии. Мы реализуем мини-утопии. Но выглядит это так, будто наши самые рьяные критические нападки на наличную реальность лишний раз подтверждают именно идею реализации.
Я, может быть, и знала о том, что существуют различные градации соотношения между чувством защищённости и подавлением, но подозревала ли я, какова природа этого соотношения?
Природа – всё дикое, безудержный рост – находится по ту сторону добра и зла. Если я говорю, что безудержный рост человечества, – которое, будучи продолжением природы, точно так же лежит по ту сторону добра и зла, – является энергией, управляющей моим различением добра и зла, то становится ясным, что я ограничена в способности такого различения в той же мере, в какой и безудержный рост переносится в монополизированную реальность.
Но именно в результате этого переноса мы становимся в полном смысле неимущими. В тот самый момент, как мы продаём безудержный рост капитализированной действительности, мы теряем способность к узнаванию и должны сначала переделать все вещи, прежде чем понять, что они собой представляют.
С одной стороны – перенесённый безудержный рост, ставший неуправляемым, поскольку он потерял то, чем он должен управлять, то есть функцию, состоящую в том, чтобы быть образом человеческого различения между добром и злом.
А с другой стороны – человек по ту сторону возможности выжить, которая как раз и состоит в различении между добром и злом.
И остаётся ощущение жизни в нереальном мире, который мы не в силах изменить, поскольку наше понятие реальности изначально обессмысливает всякое изменение.
Как будто мы непрестанно пытаемся осознать реальность через осознание того, что мы как с писаной торбой носимся с множеством сокровенных вещей, которые мы попросту забыли реализовать.
Но при этом всё обстоит так, будто само осознание нарастающего количества самых сокровенных тайн изначально замаскировано тем и в том, как мы реализуем это осознание.
Вот поэтому я призываю на помощь ирреализацию. Звучит это, разумеется, как ещё более изощрённая замаскированная реализация. (Как сказано, речь идёт, возможно, о слове-комете.) Или же оно звучит как банальное противопоставление: если реализовать значит сделать что-то реальным, то ирреализовать значит сделать что-то нереальным. Да и кто не предпочтёт реализовать себя в видимом и значимом мире, вместо того чтобы скатиться в непроглядный хаос?
Но предположим, что речь всё же идёт не о противопоставлении. Потрясения, постигшие классическую противоположность между субъектом и объектом, явно привели к тем переменам отношений, о которых стоило бы основательно задуматься, но, скорее, сейчас самое время научиться с ними жить.
Быть субъектом буквально означает быть подчинённым; быть объектом – значит быть главенствующим, высшим, бросающимся в глаза, быть тем, что лежит непосредственно перед нами, тем, что можно наблюдать и, следовательно, узнавать и познавать.