Лу Цзи, безусловно, это знал, ибо вся его жизнь прошла с шёлком. Его семья была весьма преуспевающей, она владела и необъятными рисовыми полями, и тутовыми рощами в дельте Янцзы, и бамбуковыми рощами на нагорьях у озера Гуанчжоу. Конечно, Лу Цзи прекрасно мог бы написать слово «шёлк» и не думая о тутовом шелкопряде; но, скорее всего, он о нем думал – думал, наверное, прежде всего о шелковичном черве, живущем на листьях тутового дерева, и ткущем шёлк, и окукливающемся в маленький шёлковый кокон. Наружная ткань кокона сильно спутана, внутренняя плотная, почти как пергамент, ткань посредине тонкая и лучшая для производства шёлка, но она соткана из единой шёлковой нити длиной около 4000 метров. Так что, пожалуй, Лу Цзи никогда не смог бы написать слово «шёлк», не вспомнив об этих 4000 метрах шёлковой нити во всяком коконе. Лето за летом он наблюдал, как тысячи шелковичных червей в тутовой роще, перемалывая тутовые листья, преображали их в сплетение мнимо бесконечных шёлковых нитей. Мнимо бесконечных или бесконечных? Возможно, Лу Цзи просто убедил себя, что мнимо бесконечное – это то, что выглядит так, как выглядело бы бесконечное, если бы бесконечное можно было увидеть. Или же, не исключено, он думал, что бесконечное не просто включает в себя мнимо бесконечное, но что оно столь бесконечно, что заключено и в своей собственной мнимости, и поэтому в тот момент, когда шёлковая нить сновала туда и сюда сквозь основу, он и вправду мог видеть, как бесконечное вплетается в каждый метр шёлка.
Но возможно, Лу Цзи вообще не пользовался наречиями. Возможно, наречий в нашем понимании в китайском просто нет. Я могла бы об этом справиться. Но на самом деле это не имеет никакого значения для моих ребусов. Мне бы попросту следовало избегать наречий. Сколь возможно. Но наречия весьма своевольны. И довольно навязчивы. Они всегда найдут лазейку. Как, очевидно, нашли сейчас. Наречию обязательно нужно пристроиться перед прилагательным «бесконечное». Досадно, когда наречие без особого вреда способно пристроиться перед столькими прилагательными. Мнимо одинокими. Мнимо беспомощными, мнимо неподвижными. Но что есть, то есть. Впечатление такое, что место перед бесконечным для большинства наречий зияет пустотой, притом что не слишком-то многие из них горят желанием пристроится именно здесь. Ни довольно бесконечное, ни весьма бесконечное, ни очень бесконечное. И даже ни безумно бесконечное, ни, на худой конец, чрезвычайно бесконечное. Может быть, неизменно бесконечное. Но «мнимо» вписывается лучше всех. Мнимо бесконечное. И, как и во всех прочих наречиях, есть в нём что-то покровительственное. Что-то ранжирующее. Оценивающее. Так что существительное и прилагательное лишь с немалым трудом выторговывают право остаться наедине и делать что хотят. Взглянем на цитату из Лу Цзи. Наречие стало бы для неё полной катастрофой. «В одном-единственном метре шёлка содержится мнимо бесконечное мировое пространство». С шёлком так не обращаются. Тем более если имя твоё Лу Цзи и ты полагаешься на силу воображения – и свою, и других людей.
Кто подумает, что на изречение Лу Цзи о шёлке можно бросить тень, задавая логические вопросы, кто сочтёт, что написанное им о шёлке и мировом пространстве или фикция, или же сводится к так называемой поэтической правде, тот не понял Лу Цзи. По Лу Цзи, нет никакого смысла задавать логические вопросы поэзии. Поэтический язык бесконечен, тогда как логический язык лишь мнимо бесконечен. Язык в целом пралогичен*, логическое лишь частность с ограниченной применимостью. Очень полезная частность, позволяющая нам говорить объективно о том, что мы именуем объективным миром. Но и очень опасная частность, ибо у нас явно наличествует склонность путать этот объективный мир с миром как таковым. Но Лу Цзи не проведёшь, он ни за что не сделает язык меньше той действительности, с которой он неразрывно связан. Язык нельзя отделить от мира, не отделив мир от себя самого. Поэтому Лу Цзи даёт ответ прежде, чем задан этот предсказуемый вопрос: его изречение о шёлке выступает в связке с другим изречением, изречением о языке: «В одном-единственном метре шёлка содержится бесконечное мировое пространство; язык есть потоп, излившийся из уголка сердца». Шёлк, пространство, язык, сердце – он соединяет их в двух параллельных изречениях, пересекающихся и объединяющихся лишь далеко за пределами поля зрения.