Выбрать главу

«Кончаются белые ночи…»

Кончаются белые ночи — Ещё одно лето прошло. А сердце прощаться не хочет Со светом его и теплом. Бушуют цветы Иван-чая, Ромашки — гадай — не хочу. Но белые ночи кончаются, И оттого я грущу. Вот месяц светящимся рогом Тихонько толкнулся в окно. Из лет, мне дарованных Богом, Ещё догорает одно.

«Дай нам Бог не уставать…»

Моим друзьям — бардам и поэтам

Дай нам Бог не уставать Удивляться и влюбляться, И в свои полста, как в двадцать, Вновь смысл жизни открывать. Старых не терять друзей, Не чураясь дружбы новой. Древние ценя основы, Мысль не превращать в музей. Не бояться задавать Слишком странные вопросы, И поэзию на прозу Никогда не променять.

РОДИНА

Не наслушаться твоих песен, Не напиться твоей воды, Не исчерпать благих воскресен,[1] Не упрятаться от беды. Лишь твоею гордиться славой, Лишь твою не утратить речь, Лишь в медовые твои травы На последний покой прилечь.

«Не уезжай. В чужой стране…»

Агнюше

Не уезжай. В чужой стране Чужой язык, чужие нравы, Чужой закон чужой державы И чуждый свет в чужом окне. Ещё пока не знаешь ты, Живя спокойно в доме отчем, - Есть одиночество толпы, Страшнейшее из одиночеств. Не отрывайся от корней, Не становись по доброй воле Перекати-бездомным-полем. Есть Родина, останься с ней. Но если ты не внемлешь мне И в путь отправишься далёкий, - Возьми меня; в родной стране Боюсь остаться одинокой.

«Отец мне не раз говорил в назидание…»

Отец мне не раз говорил в назидание, Советуя лучшие книги читать: «Два страшных оружия — слово и знание; Сумей овладеть, и сумей — совладать.» С годами всё чаще отца вспоминаю, И правда его открывается вновь, Когда — как спасти человека — не знаю, Когда убиваю словами любовь.

«Как мы легко из дома уезжали!..»

Как мы легко из дома уезжали! На край земли в кармане звал билет. Не думали, что через двадцать лет Припомним слёзы мамы на вокзале. Мы обнимаем взрослых дочерей, Когда они нас тоже покидают. И сердце с горькой болью понимает, Что дети-то дороже матерей.

«С мальчишками дралась я во дворе…»

С мальчишками дралась я во дворе И не боялась, что придёт расплата: Известно было местной детворе - Есть у меня два сильных старших брата. Когда влюблялись юноши в меня Была разборчива и жестковата - Два эталона были, как броня, Два умных и красивых старших брата. Когда пришла нежданная беда, Душа была отчаяньем объята, Со мною рядом встали, как всегда, Два верных и надёжных старших брата. Смотрю спокойно в будущие дни, Их добротой и мудростью богата. Мне придают уверенность они - Два моих корня, два любимых брата.

«Безумье, откровенье ли…»

Безумье, откровенье ли — Всему один исток. Столетьями, мгновеньями — Карающий итог. Лишь для бессмертных — Знание. Нарушившим закон - Огонь — за прорицание, И муки — за огонь.

«Я думала: «Лиха беда — начало»

Я думала: «Лиха беда — начало». Бралась за всё: лечить, писать и шить. Я столько раз так лихо начинала, И до сих пор всё начинаю жить. Ровесники давно уже уселись - Кто в кресло, кто на белого коня. У них зарплаты, звания, портфели. Одни мечты, как в детстве, у меня. Такая, братцы, вышла незадача - То ль не могу, то ль просто не везёт. Полтинник разменяла, а на сдачу, Кто знает, то ли двадцать, то ли год. Но я опять всё снова начинаю. Итак, «вино открыто — надо пить». Я ничего о будущем не знаю, Но я хочу лечить, писать, любить.

«Поэзия — суть женское начало…»

Поэзия — суть женское начало. И по России их не перечесть, Страдалиц от поэзии, — от малых До именитых женщин — поэтесс, Кем не для славы пишутся упрямо, Но от сердечной зазвеня струны, Поэмы — письма, строфы — телеграммы Во все концы и краешки страны. В литературной грамоте невинна, Стесняясь за минувшие грехи, Призналась санитарка баба Зина: «И я писала в девушках стихи…» Поэзия — суть женское начало. Вот потому — и нет других причин! - Вся лучшая поэзия звучала Для женщины — из пылких уст мужчин.

«Не разбивай мою робость…»

Не разбивай мою робость Гулким ударом смеха. Лёгким касаньем улыбки Приотвори смущенье. Не прогоняй мою нежность. Молча прими в ладони Мягкое, кроткое слово, Ласковое, ручное. Не покидай без прощанья, - Может, оно навечно. На самых крутых ступенях, В самых жестоких бурях Робость моя и нежность Будут тебя хранить.