– Нас никакая сила не сломила.Не описать, как людям трудно было,А все дрались – посмотрим, кто – кого!К самим себе не знали мы пощады,И Севастополь был таким, как надо.Пришел приказ – оставили его…
– А Гриша где? – Теперь под Сталинградом.В морской пехоте. – Значит, с братом рядом?Там у меня еще сынок, Илья.Тот в летчиках, он у меня крылатый.Один – рабочий, три ушли в солдаты. —Моряк в ответ: – Нормальная семья!
Она его накрыла одеялом,Она ему тельняшку постирала,Она ему лепешек напекла,Крючок ослабший намертво пришила,И за ворота утром проводила,И у ворот, как сына, обняла…
…В правлении колхоза на рассветеТолпились люди. Маленькие детиУ матерей кричали на руках.Ребята, что постарше, не шумели,Держась поближе к матерям, сиделиНа сундучках, узлах и узелках…
Они доехали. А многие убиты —По беженцам стреляли «мессершмитты»,И «юнкерсы» бомбили поезда.Они в пути тяжелом были долго,За их спиной еще горела Волга,Не знавшая такого никогда.
Теперь они в чужом селе, без крова.Им нужен кров и ласковое слово.И мать солдатская решила: «Я – одна…Есть у меня картошка, есть и хата,Возьму семью, где малые ребята.У нас у всех одна беда – война».
Ту поднялась одна из многих женщинС тремя детьми – один другого меньше,Три мальчика. Один еще грудной.– Как звать сынка-то? – Как отца, Анисим.Сам на войне, да нет полгода писем…– Ну, забирай узлы, пойдем со мной!
И стали жить. И снова, как бывало,Она пеленки детские стирала,Опять повисла люлька на крюке…Все это прожито, все в этой хате было,Вот так она ребят своих растила,Тоскуя о солдате мужике.
В большой России, в маленьком селенье,За сотни верст от фронта, в отдаленье,Но ближе многих, может быть, к войне,Седая мать по-своему воюет,И по ночам о сыновьях тоскует,И молится за них наедине.
Когда Москва вещает нам: «Вниманье!В последний час…» – и, затаив дыханье,Мы слушаем про славные боиИ про героев грозного сраженья, —Тебя мы вспоминаем с уваженьем,Седая мать. То – сыновья твои!
Они идут дорогой наступленьяВ измученные немцами селенья,Они освобождают городаИ на руки детишек поднимают;Как сыновей, их бабы обнимают.Ты можешь, мать, сынами быть горда!
И если иногда ты заскучаешь,Что писем вот опять не получаешь,И загрустишь, и дни начнешь считать,Душой болеть – опять Илья не пишет,Молчит Володя, нет вестей от Гриши,Ты не грусти. Они напишут, мать!
Кому сказать спасибо?
Привезли бойцам подаркиПосле боя одного.Получил боец посылкуИ не знает от кого.
Шерстяные рукавицы,Чтоб не страшен был мороз,Чтоб с друзьями поделиться —Пара пачек папирос.
Закурил боец из пачки,Дал соседям закурить.Ну, кому сказать спасибо?Ну, кого благодарить?
Ну, кому хоть в пару строчекБоевой послать привет?Развернул боец платочек,Увидал ее портрет.
Фотография цветная —Русый локон и берет.И зовут ее Марусей,Двадцати, не больше, лет.
Эта девушка МарусяШла к почтовому крыльцуИ посылку отправлялаНеизвестному бойцу.
Все соседи по окопуПосмотрели на портрет:«Напиши ты ей спасибоИ от нас пошли привет!»
Подтолкнул сосед соседа,А боец сказал друзьям:«Победим, в Рязань заеду —Самолично передам».
Под Москвой
У Фрица – папа офицер,Он воевал в СССР,Он в наших селах избы жегИ все, что взять с собой не мог.Он вешал на столбах людей,Он грабил взрослых и детей,И тех, кто гол, и тех, кто бос,Гнал без пощады на мороз.
Он шел к Москве, бандит и вор,Фашист, убийца, мародер.
У Вани – папа под Москвой,Красноармеец рядовой.Он был колхозным кузнецом,Пришла война – он стал бойцом.Он взял винтовку-автомат,Противогаз и пять гранат,Пошел на фронт врага встречать,Москву родную защищать.
Мою Москву, твою Москву,Где ты живешь, где я живу!
В наш русский подмосковный лесФашистский батальон залез.Крепчал, трещал, скрипел морозИ разбирал врагов до слез.Чихая, кашляя, ворча,Ползла по лесу саранча.А Фрицин папа впередиБрел с дамской муфтой на груди.