И ветер золотой пожал плечами
и с крыльев отряхнул пылинки вальса.
- Боюсь, друг друга не поймем мы с вами, совсем в другой я обитаю гамме, - сказал он и умчался.
Сказал зеленый ветер: - Непонятно, к чему все эти символы и тени! - и полетел, мальчишка безоглядный, туда, в июньский вечер беззакатный, туда, к живой сирени!
А синий ветер был прощально светел, впитав всю грусть, что отзвенела, тая.
- В моих морях такого я не встретил,
но должен кто-то грустным быть на свете, - сказал он, улетая.
Лишь белый ветер промолчал сурово.
Но не бросался он в полет безбрежный.
Он словно ждал иного... да, иного...
Над клавесином зацветала снова сиреневая нежность
и белый ветер задрожал от муки.
Не мог он больше жить на маскараде, а с собственною музыкой в разладе! Я прямо с клавиш опустила руки в серебряные пряди...
БАЛЛАДА О МЮНХГАУЗЕНЕ
В переулки вплывала речная прохлада
и таял безветренно день,
и взлетала с террасы висячего сада
в вечернее небо сирень.
Старый город грустил о наивной отваге, которою сказка горда
ах, о том чудаке, фантазере, бродяге, что в жизни не лгал никогда.
Вдоль террасы скользил силуэт полустертый - в сиреневом был парике.
Все как должно - лядунка, мундир и ботфорты, и профиль повернут к реке.
Сад парил, опершись о кирпичные своды, синь глаз просверкнула в упор.
Ты сказал: "Берегись, я ведь той же породы - бродяга, чудак, фантазер..."
Я услышала - трудно придется со мною...
И был ты, конечно же, прав.
Но ворвалось мне в душу иное, иное, рассудок, увы, обогнав!
Там, в высоком, сиреневом, влажном тумане, внезапный и мой, как звезда, засветился бессмертный осколок преданья о том, кто не лгал никогда...
БАЛЛАДА О ХАЙЯМЕ
В буфете был интимный полумрак, стыл кофе в нежных чашечках...
Итак - что вы ответили корреспонденту,
Хайяма вслух читающий чудак?
Шла киносъемка где-то вдалеке.
Клубком свернулось время на руке и замерло, и слушало Хайяма на нервном незнакомом языке.
Буфет, кинозвезда, корреспондент, и этот затянувшийся момент - кусочек звездной вечности Хайяма... Но нас нашел сердитый ассистент!
Мы поняли одно - скорей, скорей!
"Беги!" - "Бегу!" - и быстрый скрип дверей. И, ощутив отсутствие Хайяма, проснулось время на руке моей.
... О розе петь отрадно соловью,
Но что я завтра шефу пропою?
Скажу, как есть, - по милости Хайяма не состоялось это интервью...
ЛИРИКА
Стеклянные монетки
Все счастливые мгновенья как стеклянные монетки я бросаю их в копилку и дрожит хрустальный звон не смотри что будет дальше может быть одни осколки разъедающая раны звездно-радужная пыль этой хрупкою валютой за большое ожиданье за надежду и за верность платит нам с тобой любовь а какие-то бедняги с грандиозным счетом в банке за стеклянную монетку горы золота сулят но она идет по курсу нежности непобедимой и ее добыть иначе невозможно на земле...
Фрагменты
1.
Он ловил пролетавший ветер,
только тот ускользнул меж веток...
И прозрел облетевший клен, и оплакал ушедшее лето.
2.
Царит графическая красота
осенних веток сквозь вуаль тумана, но ведь осталсь маленькая рана от каждого опавшего листа...
3.
Кружевной старинный мост, клены у воды...
В мокрой куче рыжых звезд нет моей звезды.
4,
О листве остро и непросто ты сказал золотые слова. Я сказала - ржавые звезды. Как всегда, была неправа.
5.
Колдуют аккорды Вивальди
и нежность спускается к нам... ... а я ухожу по огням, дрожащим на мокром асфальте.
6.
А прямо над головой моей маленькая луна
сплела себе гнездышко из ветвей и греется там она.
7.
Вспомнилось - ночами он бродил со мной... Только это было под другой луной.
* * *
Закрой глаза - и пусть тебе приснится, как над притихшим миром наугад, пути не зная, две ночные птицы, Любовь и Одиночество, парят. Ты думаешь, душа твоя свободна из них избрать желанную одну... Я знаю, что они поочередно черкнут крылом по твоему окну.
* * *
Ты хочешь быть первым из первых? Ты веришь в созвездье Удач?
Играет на собственных нервах проснувшийся ночью скрипач.
Играет! Но искрами льдинок в лицо ударяют ветра. Играет! Игра поединок.
Меж богом и чертом игра.
И губы - в кристалликах соли, и светится тысяча лун, и волны пронзительной боли струит колебание струн! И кто-то испуганный где-то шепнет, прямо в ухо дыша, что продана дьяволу эта истекшая стоном душа...
* * *
... давай начнем сначала!
И я скажу все то, о чем молчала,
а ты свои слова возьмешь обратно.
И разойдемся, ран не бередя.
И на асфальте - не следы, а пятна
огней рекламы в зеркале дождя.
Мы оба так гуманны, так честны перед лицом карающей весны!
Мы не виним друг друга понапрасну,
мы не клянемся в сердце "Не отдам!",
мы не летим вдогонку по неясным,
по тающим, мерцающим следам!..
Прости - я задыхаюсь, я устала.
И ты устал. Давай начнем сначала...
* * *
Те губы, что я целовала, молчат со страницы журнала.
И там, в перспективе страницы, так неразличимы ресницы.
Тебя на странице немножко,
ты весь поместился в ладошке.
На теплом и розовом ложе лежишь - неживой, непохожий,
красивый такой и печальный... Мир праху картинки журнальной!
Ах, мало ли скомканных лиц, загадочных, нежных, суровых...
А тень между гибких страниц - как та, на щеке, от ресниц полуторасантиметровых...
СИРЕНЬ И СЕРЕБРО
1.
А когда мне предложит судьба исполненье желанья любого, я ей дам нерушимое слово, что хочу умереть за тебя...
2.
Опять одним жива, опять в ночи свеча, опять ищу слова, а нахожу печаль.
Опять прядется нить незримым паучком: метнуть - соединить зрачок с твоим зрачком.