Выбрать главу
ней гибели спаслись. Пред царем предстал вельможа через восемь дней. Стал Бехрам у полководца спрашивать о ней. Полководец молвил: "Змею я луну вручил И за кровь ее рыданьем выкуп заплатил". Затуманились слезами шаховы глаза, И от сердца полководца отошла гроза. Он имел одно поместье средь земель своих Сельский замок, удаленный от очей мирских. Стройной башни над холмами высился отвес, Омываемый волнами голубых небес. Шестьдесят ступеней было в башенной стене, Кровля башни подымалась к звездам и луне. С сожаленьями своими там наедине Постоянно находилась бедная Фитне. В том селении корова родила телка, Ласкового и живого принесла телка. А Фитне телка на шею каждый день брала; За ноги держа, на башню на себе несла. Солнце в мир несет весну - и несет тельца, А видал ли ты луну, что несет тельца? Дева сребротелая, хоть и с малой силой, Каждый день тельца на кровлю на себе вносила, За шесть лет не покидала дела. Наконец Стал быком шестигодовым маленький телец. Все же дева с телом розы, легче лепестка, Каждый день наверх вносила грузного быка. Бык жирел, но шею ей груз не тяготил, Потому что и у ней прибывало сил. С полководцем тем сидела раз наедине Узкоглазая - с душою смутною - Фитне; И четыре крупных лала - красных, как весна, Из ушных своих подвесок вынула она. Молвила: "Ты самоцветы ценные продай И, когда получишь плату, мне не возвращай; Накупи баранов, амбры, розовой воды, Вин, сластей, свечей, чтоб ярко осветить сады. Из жарких и вин тончайших, амбры и сластей Пиршественный стол воздвигни в замке для гостей. Как приедет к нам властитель, ты встречать поди, На колени стань пред шахом, на землю пади; Под уздцы коня Бехрама хоть на миг возьми! Душу распластай пред шахом - позови, прими! Нрав хороший у Бехрама - ласковый и вольный. Если склонится к мольбам он, будем мы довольны. Здесь на башне, достающей кровлей небосвода, Мы Бехраму стол поставим - молока и меда. Если замысел удастся, то клянусь тебе: Ожидает нас великий поворот в судьбе". Полководец самоцветов брать не захотел, Ибо тысячу таких же ценностей имел. Из казны своей он денег, сколько надо, взял. Все, потребное для пира, скоро он достал: Яства царственные: птицу, рыбу, и барана, И ягненка, и корицу, перцу, и шафрана, И рейхан, и вин тончайших - украшенье пира, Чтоб суфрэ благоухало - сласти, амбру, мирру Все купил, все изготовил. И остался там Ожидать, когда на ловлю выедет Бехрам. В дни ближайшие, с престола, юный шах Снарядился поохотиться в горах, Но пред тем, как дичи в поле настрелял, Дичи собственной добычей - сам он стал. В то селенье легкий конь его понес, Царь увидел башню, вставшую до звезд. Не селенье, - а прибежище услад; Тень над тенью, веет ленью свежий сад, Шелестит листва густая - тешит взгляд. Шах воскликнул: "Это чье? Кто так богат?" Чуть селения владетель это услыхал, Он же у Бехрамова стремени стоял, На колени пал, и землю он облобызал. "Ласковый к рабам владыка! - шаху он сказал. Здесь моя земля. Тобою мне она дана. Пала капля из фиала твоего вина В дом раба, и благом стала для него она. Коль тебе пришлась по сердцу тень и тишина Моего угла простого, тем возвышен я! Ты с простыми - прост. Природа - счастлива твоя. Я молю: войди в калитку сада моего! Старому слуге не надо больше ничего. Вот - построил я в поместье, подаренном мне, Башню, возносящуюся куполом к луне. Башня эта вертоградом вся окружена. Если шах на башне выпьет моего вина, Звезды прах у входа в башню будут целовать, Ветер амброй вдоль покоев будет провевать, Муха принесет мне меду, буйвол - молока!" Понял шах: чистосердечны речи старика; Молвил: "Быть по-твоему! Нынче ж я приду Пировать после охоты у тебя в саду". И Бехрам со свитой дальше в поле ускакал. Приказал хозяин слугам чистить медь зеркал, Все проверил, был порядок всюду наведен. Словно рай, коврами кровлю изукрасил он; Из диковинок индийских - лучшие достал, Из китайских и румийских - лучшие достал, И - ковер к ковру - на землю прямо разостлал, Как песок, по ним рассыпал адамант и лал. Вот, ловитвой насладившись, подскакал Бехрам, И скакун хуттальский шаха прыгал по коврам, Шах на верхнюю ступеньку лестницы встает. Видит - купола над башней несказанный взлет. Свод высок, - от Хаварнака он свой род ведет, Пышностью он попирает звездный небосвод. Уж суфрэ благоухает розовой водой, Амброй, винами и манит сладостной едой. И когда Бехрам свой голод сладко утолил, Начал пир и вкруговую винный ковш пустил. А когда он пить окончил гроздий алый сок, Капельки росы покрыли лба его цветок. Молвил он: "О, как радушен ты, хозяин мой! Чудно здесь! Твой дом обилен, как ничей иной. И настолько эта башня дивно высока, Что арканом ей обвили шею облака. Но на шестьдесят ступеней этой высоты В шестьдесят годов - как станешь подыматься ты?" Тот ответил: "Шах да будет вечным! И при нем Кравчим гурия да будет, а Земзем - вином! Я мужчина, я привычен к горной крутизне, И по лестнице не диво подыматься мне. А вот есть красавица - обликом луна, Словно горностай султана, словно шелк нежна; Но она быка, который двух быков грузнее, Каждый день на башню вносит на девичьей шее. Шестьдесят ступеней может с ношею пройти И ни разу не присядет дух перевести. Этот бык - не бык, а диво! То не бык, а слон! Жира своего громаду еле тащит он; В мире из мужчин сильнейших нет ни одного, Кто бы мог хоть на мгновенье приподнять его; Ну а женщина на шее этакую груду Вносит на вершину башни, - это ли не чудо?" Шах Бехрам от удивленья палец прикусил. "Где ты взял такое диво? - старца он спросил. Это ложь! А если правда, это колдовство! И покуда не увижу чуда твоего, Не поверю я!" И тут же привести велел Эту девушку; мгновенья ждать не захотел. Вниз по лестнице хозяин быстро побежал, Девушке, быка носящей, все пересказал. Сребротелая все раньше знала и ждала, И она готова с шахом встретиться была; Одеяньями Китая стан свой облекла, Пьянотомные нарциссы розе придала, Обольщения сурьмою очи очертила, Взоры сладостные тайным чарам научила. Словно дождь под кипарисом, перлы отрясла, В кисею плеяд луною летнею вплыла; Плечи, как венцом, одела амброю кудрей; Локоны черны, как негры, на щеках у ней, Родинка у ней индуса темного темней, Рвутся в бой индус и негры - воинов грозней. Маковка в венце жемчужин южной глубины, Покрывала - словно Млечный Путь вокруг луны, А в ушах огни рубинов и камней зеленых Превратили в буйный рынок скопище влюбленных. Применила семь она снадобий сполна, И, как двухнедельная, поднялась луна. Вот она к быку походкой легкой подошла, Голову склонив, на шею чудище взяла, Подняла! Ты видишь - блещет самоцвет какой Под быком! При этом блеске, словно бык морской, Он бы мог на дне пучины по ночам пастись. И - ступенька за ступенькой - побежала ввысь Женщина и вмиг на кровлю круглую вбежала, У подножия престола шахского предстала И, смеясь, с быком на шее перед ним стояла. Шах вскочил, от изумленья ничего сначала Не поняв. Потом воскликнул: "Это снится мне!" С шеи на пол опустила тут быка Фитне, И, лукаво подмигнувши, молвила она: "Кто снести способен наземь то, что я одна Вверх, благодаря великой силе, подняла?" Шах Бехрам ответил: "Это сделать ты могла, Потому что обучалась долгие года, А когда привыкла, стала делать без труда; Шею приноравливала к грузу день за днем. Тут - лишь выучка одна, сила - ни при чем!" А рабыня поклонилась шаху до земли И сказала: "Терпеливо истине внемли! Ты за долг великой платой должен мне воздать. Дичь без выучки убита? А быка поднять Выучка нужна? Вот - подвиг совершила я! В нем не сила, в нем видна лишь выучка моя? Что же ты, когда онагра жалкого сражаешь, Ты о выучке и слова слышать не желаешь?" Милую по тем упрекам вмиг Бехрам узнал; В нетерпеньи покрывало он с луны сорвал, Ливнем слез ланиты милой жарко оросил. Обнимал ее, рыдая, и простить просил. Выгнал прочь и злых и добрых, двери притворил. Молвил: "Хоть тебе темницей этот замок был, Я, послав тебя на гибель, убивал себя. Ты цела, а я разлукой истерзал себя". Села дева перед шахом, как сидела встарь, И сказала: "О смиривший смуту государь! О разлукою убивший бедную Фитне! О свиданьем ожививший бедную Фитне! Пыл моей любви меня же чуть не задушил. Шах, когда с копытом ухо у онагра сшил, Не одни земные дали - за стрельбу из лука Небеса поцеловали у Бехрама руку. Я же, если в сдержанности доброй пребыла, От любимого дурное око отвела; А всему, что столь прекрасным кажется для нас, Нанести ущерб великий может вредный глаз. Я ль виновна, что небесный прилетел дракон И любовь затмил враждебным подозреньем он?" Взяли за сердце Бехрама милые слова. Он воскликнул: "О, как верно! О, как ты права! Был бы этот перл навеки камнем раздроблен, Если б он слугою честным не был сбережен", И, призвавши полководца, наградил его, И рукой, как ожерельем, шах обвил его. Как никто теперь не дарит из земных царей, Одарил его и отдал целый город Рей. Ехал шах домой; весною реял над страной. Сахар на пиру рассыпал. В брак вступил с луной. И пока не завершили долгий круг года, В наслажденья, в ласке с нею пребывал всегда.