О жизни стал писать рассказ
Вернулся, ужин подогрел.
Налил вина, чуть-чуть поел.
Включил негромко старый джаз,
бумагу чистую достал.
О жизни стал писать рассказ,
и понял вдруг, как он устал.
И что слова сплошной обман,
и что любовь — пустой туман.
И что писать — напрасный труд.
И что судьба — опасный шут.
Потом он лист перевернул,
нарисовал большой вопрос.
Вино допил. Прилег. Уснул.
А ночью плакал. Но без слез.
На горизонте зонтик
На горизонте зонтик
Как черное "прощай".
Не надо о Бальмонте,
Не надо темный чай.
Не нужен даже кофе!
А в старых зеркалах
Сияет светлый профиль
И слезы на глазах.
Безумное, простое
похитить, обнажить…
Да что со мной такое?
Быть может, жажда жить?
На линии дождя опять обрывы
На линии дождя опять обрывы.
Пунктир осенних капель исчезает
и листья для последнего полета
готовят всю накопленную нежность,
которую узнает, может быть,
простое одиночество того,
кто только что пометил ожиданьем
остаток жизни…
И кто теперь свободен и прозрачен,
как небо в паутине голых веток.
На пальцах свежие порезы
На пальцах свежие порезы.
На сердце — старые рубцы.
Мороз соединил железом
мои начала и концы.
Глотать холодный рваный воздух,
Скользя по краю пустоты,
Где как иголки, колют звезды,
И где меня не помнишь ты.
Наш мир как будто наклонился,
чтоб капли прошлого стряхнуть.
Я безнадежно изменился,
Но я вернусь когда-нибудь.
Когда родится образ новый
И звук достигнет цели вдруг.
Когда трепещущее слово,
Как птица, вылетет из рук.
Нам не проникнуть в тайну мира
Нам не проникнуть в тайну мира
И смысл боли не понять.
И жизнь летит как будто мимо
И учит ничего не ждать.
Но в череде перерождений
Так хочется хотя бы раз
Увидеть как сольются тени,
Когда-то помнившие нас.
Приключенья ума безграничны
Приключенья ума безграничны,
А душа словно ходит по кругу.
Вспоминается корпус больничный,
Затаивший движенье испуга.
Изможденные лица молчанья,
Что тоскуют по кисти Ван Гога.
И спокойная грусть ожиданья,
Там где белого цвета так много…
Здесь привычней молчанье о главном.
Здесь для смерти не ищут причины.
И сживается равное с равным
Словно краски единой картины.
А весною наполненный дворик,
Как попытка свободы и света.
И уходит от берега море,
Словно врач молодой от ответа.
Но больные мудрее и проще,
Прикоснувшись к иным измереньям.
И для них даже вечности почерк
Без труда поддается прочтенью.
Здесь, в больнице иные начала
И простые спокойные лица.
Здесь великое спрятано в малом,
И к бессмертью смиренно стремится.
Прозрачный воздух пах сиренью
Прозрачный воздух пах сиренью
И вечным ожиданьем встреч.
И солнце превращало тени
В едва разборчивую речь.
А правила, себя сжигая,
Давали полный ход весне.
Ты шла по времени, не зная,
Что каждый день идешь ко мне.
Но жизнь хитрей — на тонкой коже
Любви несбывшейся ожог.
И ты ко мне придти не сможешь,
Как я придти к тебе не смог.
Преображение
Как все пронизано таинственным сияньем!..
Горят на солнце золотые купола.
И вновь ненужными покажутся все знанья,
и все ученья мудрецов сгорят до тла
в лучах Любви Его,
в том бесконечном Свете,
который падший мир преобразил,
когда апостолы, смотрели словно дети,
как Свет со Светом тихо говорил.
—