А как поет он песни! Все о том,
Кто водит караваны, любит дом
И в облаках плывет. Сидит в Советах.
Так на рояле, в хоре, на трубе
Он распевает песни о себе
И улыбается, как на портретах.
Он толст и тонок, холост и женат,
Родился сорок, двадцать лет назад.
Родился в Минске, в Харькове, в
Тюмени.
Вот он идет по улице, гляди:
Порою орден на его груди,
Порою только веточка сирени.
Он любит толпы людных площадей,
Стакан вина и голоса друзей:
Такой уж он общительный мужчина…
Над буквами газетного столбца
И в зеркале моем —
Черты лица
Знакомого мне с детства гражданина.
1939
Ливень
Снова зеленые всходы
Над прошлогодней листвой.
В пыль измельченные воды
Тучей несет над Москвой.
Смолкнуло, заблестело…
Что это — солнце взошло?
(Грянуло, потемнело…)
Нет, полило, полило.
Струи! Они исчезают…
Где они делись? Смотри:
Вот уж они распрямляют
Почки берез изнутри.
Чтобы росла и гудела
Каждой травинкой земля.
Хочется важного дела.
Это не нужно,
А я —
Краны наполнены, знаю,
Водопроводной водой —
Все же ведро выставляю
Под водосточной трубой.
Все, что не врыто, не вбито.
Все, что корней лишено,
Будет размыто и смыто,
Ливнем унесено.
1939
Валентин. Поэма
1
Ты рожден. Все слепяще и ново.
Есть глаза,
Но мешаются тени и свет.
Есть язык, но не высказать слова.
Есть и ноги и руки,
А силы в них нет.
Что кричишь ты? Никто не узнает…
Громче, громче!
И вдруг — бесконечно легко:
Что-то близится, рот закрывает. Тише…
Сладко коснулось тебя молоко.
А порой колыханье, журчанье…
Ты рванешься, забьешься,
И все-таки ты
В этой маленькой цинковой ванне
Примешь заповедь нашу
Людской чистоты.
Вот исчезли горячие струи,
Ты дрожишь в полотенцах,
Ресницы смежив,
Губы выпятил, как в поцелуе.
Я стою над тобою.
«Ты с нами!
Ты жив».
Разговоров уже не вести нам:
«Сколько будет их —
Двое или один?
Ольгою назовем? Валентином?
А по-моему — дочь.
А по-твоему?» — «Сын».
Покупая до срока пеленки,
Неизвестную тяжесть
Впервые неся,
Мать — она не хотела девчонки —
Почему-то хотела,
Чтоб сын родился.
…Время шло. И птенцы пробивали
Скорлупу.
Воздвигалнся радуг мосты.
И ромашки и травы вставали,
От корней до вершинок
Водой налиты…
И на свет появился мужчина
В дни грибов
И пудовых плодовых ветвей.
Так рождение в образе сына
Стало, может быть,
Первой удачей твоей.
Что — удачей? Не знаю… Я верю
Только в то, что впервые
Стою над тобой.
Вся — меж форточкою и дверью —
Наша комната стала
Как будто другой.
(А не клали на стены белила,
Полотеры
До блеска не красили пол.
И сиянье не озарило…)
Это что?
Это крошка-хозяин пришел.
Не пришел! Из родильного дома
Мы тебя привезли
В подмосковный район,
В наши стены, где все нам
знакомо, —
Каждый выступ,
И пепельница, и флакон.
Десять дней тебе, счастие наше!
Даже бабочка,
Муха, жужжащая тут, —
Все подвижней тебя и постарше,
Даже те,
Что не долее лета живут.