Камера оказалось крошечной: черные стены располагались под углом, образуя пирамиду, одной гранью которой была классическая тюремная решетка, стоявшая под прямым углом. Я могла практически поклясться, что стены медленно, но верно сдвигались, намереваясь меня раздавить. Чтобы хоть как-то отвлечься от навязчивой мысли о такой непривлекательной кончине, стала разглядывать коридор, тускло освещенный скрытыми от взгляда лампами. Напротив моей камеры была аналогичная, но пустая. В которую через несколько секунд шумно приземлился возникший из воздуха Максим. Спустя пару мгновений характерные звуки в соседних камерах оповестили меня о прибытии в заточение и брата с сестрой. Я с опаской дотронулась до металлических прутьев, но ничего ужасного типа удара током не произошло. К сожалению, коридор был слишком широк, чтобы узники в противоположных камерах могли дотянуться друг до друга, но ладно хоть нам оставили возможность видеть и говорить.
Я ждала, пока Максим придет в себя после стремительного путешествия, наблюдая за его растерянным видом. Несмотря на весь ужас происходящих с нами событий, зрелище показалось мне забавным, и я невольно хихикнула. Командир резко обернулся на звук и, заметив меня, тоже припал к решетке.
— Ника! Ты как?
— Я в порядке. Вряд ли Эдайла покалечила бы нас перед торжественным мероприятием, скотина перед смертью должна быть здоровой, румяной и жирненькой.
— Фу, Ник! — раздался голос подруги где-то справа от меня. — Мерзость.
— Тебя больше пугает приближающаяся кончина или участь оказаться жирненькой? — со смехом в голосе поинтересовался её брат. Судя по всему, он был слева от меня. Значит, противоположная сторона целиком и полностью досталась нашему огненному другу.
— Так нечестно! — с наигранным возмущением воскликнула я. — Макс видит нас всех, а я вижу только Макса!
— Ты понимаешь, что это сейчас прозвучало несколько обидно?
— Смирись, Макс, твоя физиономия уже успела ей опостылеть, — хохотнул Глеб, и я виновато развела руками, обезоруживающе улыбнувшись командиру в качестве извинения. Максим с серьезным и оскорбленным видом покачал головой.
— Даже не пытайся задобрить меня своей ослепительной улыбкой, её скрывает твое чудо-платье.
Я возмущенно фыркнула, уперев руки в бока. Совсем про него забыла! Эх, такая голливудская улыбка истратилась напрасно.
— Ребят, — раздался голос ненадолго притихшей Эрики, — а чего мы такие веселые?
Я замерла и уставилась в одну точку. Слова подруги стряхнули с меня весёлость, и я растерянно посмотрела на любимого командира в поисках ответа на повисший в воздухе вопрос. Увидев на его лице лишь такую же потерянность и печальную полуулыбку, вздохнула и сползла на пол, боком прислонившись к холодным металлическим прутьям.
— Наверное, это нервное, — ответила я. — Сидеть в клетке и ждать смерти не лучшее занятие, да?
— Ник, это больно? Когда отбирают Силу?
Я поперхнулась, не успев высказать очередную ироническую фразу, которую тут же забыла. В голове возникли удушающие воспоминания: пещера с пробирающим до костей холодом, крики, стремительное осознание разрушающейся жизни и чувство вырванного скелета. От реалистичной картины, возникшей перед глазами, меня отвлек шум. Я повернулась и увидела Максима, севшего на пол и закрывшего глаза рукой. Воспоминания атаковали не только меня.
— Нет, — тихо проговорила я, скрывая дрожь в голосе. — Вполне терпимо, просто поначалу очень странные и непривычные ощущения. Это нас не убьет.
— Интересно, как тогда нас собираются убивать? — равнодушно поинтересовался Глеб, чем-то зашуршав: видимо, тоже поудобнее устроился на каменном полу.
— Думаю, с новообретенными Стихиями Эдайла не будет ограничена в выборе методов и способов убийств, — я пожала плечами и стянула ткань с лица, облегченно вздохнув. До сих пор не замечала, как устала от этой плотной маски. Вслед за этим на пол полетели перчатки, и взгляд тут же устремился к многочисленным белым шрамам. Невольно поморщившись и скривив губы, я дотронулась до щеки и грустно вздохнула, ощутив кончиками пальцев тончайшую кожу с множеством крошечных рубцов. Казалось, одно неловкое движение — и нежная кожа разорвется. Погрузившись в переживания по поводу собственного уродства, не сразу заметила, что Макс за мной наблюдает. Меня молниеносно пронзили ужас, отвращение, стыд, и, наконец, их сменило смирение с тем, что уже ничего не изменить. Я схватилась за ворот с намерением вернуть его на место, но Максим меня остановил.
- Не нужно, — попросил командир, наверняка заметив, с каким облегчением я освободилась от раздражающего куска ткани. — Ты все равно прекрасна.