Макс ударил по груше, заставив её качнуться в мою сторону и чуть не попав по лицу. Первым порывом было заорать, что он вообще уже офигел, но я сдержалась. Стояла, вытянутая, как струна, в каждой мышце чувствуя напряжение, которое рвалось на волю. И только спустя несколько секунд догадалась, что не нужно подавлять в себе это желание. Именно этого и пытается добиться мой командир. Который, кстати, снова попробовал достать меня, толкнув грушу сильнее. Резким, но не слишком удачным взмахом руки я остановила её, тут же ощутив противную боль в запястье.
— Ай, — непроизвольно вырвалось сквозь стиснутые зубы. Гневно зыркнув на этого наглого брюнета, который уже действительно начинал меня бесить, я надела перчатки, замотав крепление на запястьях. — Мне же, вообще-то, больно! — крикнула я, сделав лёгкий удар по груше, примериваясь к ней.
— Что-то по тебе незаметно, — возразил оборзевший Максим, ударив ещё сильнее. Я зарычала и толкнула снаряд сильнее, но мой более уравновешенный противник легко уклонился.
— Незаметно? — Ещё удар. — Да вместо меня одна сплошная боль.
— Ну так какого хрена ты позволила ей занять твоё место? — Много, слишком много презрения сквозило в голосе Максима. Или мне кажется? Он схватился за грушу обеими руками и с размаху отправил её в полет, выбрав пунктом назначения моё лицо. Пришлось отскочить в сторону, чтобы меня не снесло. Чёртов командир, каким обнаглевшим был, таким и остался!
— Думаешь, так легко с ней справиться? — глядя на раскачивающийся кожаный цилиндр, спросила я.
— Ты хотя бы начни, — с усмешкой произнёс Макс. — От одного нытья особой пользы не будет.
— Нытья? — меня захлестнула волна возмущения. Да как он смеет! — Нытья, говоришь? То есть проговаривать вслух свои страхи — это нытье? — Удар поднял облачко светлой каменной пыли.
— Конечно.
— То есть когда я заявляю, что не вернусь на полигон смерти, который будет сниться мне всю жизнь, — это я ною? — Два быстрых удара.
— Именно.
— А уж когда я просила судьбу прекратить мои мучения — это, наверное, был верх нытья? — Три удара, отбивших ритм.
— А ты быстро соображаешь, моя любительница поныть.
— Замолчи! — заорала я и, прокрутившись на носочке, в отработанном и давно забытом движении ударила по груше ногой. Отвыкшая от подобного нога тут же заболела, разозлив меня ещё больше. Какое хрупкое, слабое тело! Неудивительно, что его захватила боль, вытеснив меня далеко за его пределы. Перенеся вес тела на здоровую ногу, я принялась безостановочно бить по груше, словно она являлась виновницей всех моих бед. Словно она и была тем самым олицетворением боли, которую я всей душой желала выдернуть из себя с корнями. Несчастный снаряд стойко выносил мои удары, позволяя видеть в нем всех, кого я ненавидела: Эдайлу, Краймиуса, зверя, убившего семью Лира, саму безликую войну. Мы не заслужили эту боль, мы никогда её не заслуживали! Мы только начали жить, а у нас уже отняли самых дорогих людей. Мы только начали выходить из тьмы, а нас забросили в самый центр ада. Несправедливо. Несправедливо!
Боль, беспощадно жалящая душу, перетекала в тело: пальцы, запястья, локти, плечи, становясь другой, более понятной, приземленной, а главное, подвластной мне. Я могла уменьшить её, замирая, или усилить, продолжая остервенело мучить свое тело. Пришедшее осознание подарило облегчение, но этого было мало: я не хочу контролировать боль, я хочу избавиться от неё! Остановившись и пытаясь восстановить сбившееся дыхание, я смотрела на трясущиеся руки и содрогалась всем телом в беззвучных рыданиях. Боль тяжёлым грузом застряла где-то то ли в груди, то ли в горле, не позволяя произнести ни слова.
— Давай, Ник, не бойся, — прошептал прямо над ухом Макс, непонятно когда успевший оказаться у меня за спиной. Он же вот только что маячил за грушей, раззадоривая и задевая, разве нет? — Кричи. Здесь тебя никто не услышит.
Из горла вырывались лишь истеричные всхлипывания, а на большее не оставалось сил. Как будто боль отняла мой голос. Тогда Максим резко развернул меня к себе лицом, больно впиваясь пальцами в измученные плечи.
— То есть ты все-таки дашь ей победить тебя, да? Покажешь ей, что все испытания были пройдены зря, что ты сломалась и готова сдаться? И это конец пути?
— Нет! — что есть сил заорала я, отталкивая Макса подальше от себя. Нет, нет, нет! Комната вокруг закружилась, сдавливая со всех сторон. Я рухнула на колени и закричала.
Крик лился беспрерывным потоком, словно внутри меня его накопилось так много, что теперь он пытался заполнить собой все окружающее пространство. Лёгкие горели, горло саднило, голова разрывалась, а я продолжала кричать, выплескивая наружу горечь, ядом отравлявшую мою душу столько времени. Казалось, она залила всю комнату чёрной булькающей жижей, но сейчас я в ней не тонула. Лишь когда где-то на дне моей души остался маленький горьковатый осадок, от которого мне наверняка никогда не избавиться, я замолчала и обессиленно легла на каменный пол. Пока тёплые пальцы бережно снимали с меня перчатки, я лишь наблюдала за ними, краем сознания отмечая изящность движений. А как только родные руки аккуратно подхватили меня, наконец-то закрыла глаза и позволила себе отключиться от мира.