Говоря все это, я неподвижно стояла, устремив взгляд к оранжевому горизонту. Блин, и чего меня так понесло? Взяла и выложила Максиму все, что накопилось внутри за долгое время. Даже непонятно, стало ли мне легче от этого. Макс молчал несколько минут. Наверное, его прибило волной пафоса от моего монолога.
— Ты смешиваешь в себе кипящую ненависть и огромную вину, при этом пытаясь оставаться самой собой, а смерть только и ждет, когда ты сойдешь с ума. Пока в тебе бушует эта буря, ты не сможешь быть сильнее ее. Ты должна освободиться от этих чувств. Разве не замечаешь, что они несут в себе абсолютную тьму?
Я обернулась. Максим все-таки слегка приподнялся, чтобы посмотреть на меня. Прочитав в глазах командира мучительную физическую боль, я подошла к нему и села рядом, заставляя его снова лечь.
— Я делала с собой все, что могла. Пыталась избавиться от этого безумия, пила таблетки, старалась обрести гармонию разума с телом, ломала себя, но ничего не исчезало. В конце концов я решила, что превращу свою слабость в силу. Избавляться от ненависти или вины просто бесполезно, — на последних словах громкость моего голоса снизилась до минимума.
— Твоя ненависть убьет тебя изнутри. Ты не должна опускать руки, — пытался достучаться до меня Максим. Я устало покачала головой.
— А ты не должен был слышать все это.
— Сама виновата, поздно уже идти на попятную.
— И мне уже поздно сопротивляться, Максим. Я буду сильнее другим путем.
— Да не станешь ты сильнее, пока не прекратишь себя терзать. Смерть не смогла заставить тебя бояться — так заставила ненавидеть. Это же как бомба замедленного действия, ты постепенно сгораешь от этой ненависти и вины вдобавок. Просто прекрати себя пытать — на это уходит слишком много душевных сил.
Я закрыла глаза, голова переставала соображать. Ну зачем я затеяла весь этот разговор? Снова хожу по замкнутому кругу. Сотню раз думала над всем этим, но все время приходила к одному и тому же выводу: я слабее своих чувств. Пытаюсь быть сильной, но проигрываю самой себе.
— А ты? — резко спросила я. — Что ты чувствуешь?
— А это неважно.
— Нет, важно! Значит, даешь мне советы, а сам, может, не лучше?
— Я не буду тебе об этом говорить, пока ты не разберешься в себе. Если учесть, как ты за всех переживаешь и почти всегда во всем винишь себя, тебя следовало бы оградить от всех мрачных эмоций на этой планете.
— Я справлюсь со всем, что свалится на меня, — угрюмо, как мантру, повторяла я.
— Как? Ломая себя? Блокируя чувства или сжигая их? Да от тебя так ничего не останется, всего лишь оболочка, а внутри — пепелище. И это будешь уже не ты. Так что сначала постарайся стать прежней, а потом уж и я тебе расскажу все, что захочешь.
Максим дотронулся до моей руки, и меня обдало жаром.
— Ты же не знаешь меня прежнюю, — неуверенно проговорила я. Парень улыбнулся.
— Были редкие минуты, когда ты забывала обо всем, твои глаза становились светлее, а смех звонче. В эти моменты я мог догадаться, какой ты была раньше.
— Такой, как раньше, я уже никогда не стану. Но могу постараться быть похожей на себя прежнюю, — предложила я.
— Притворяться, еще и на это тратя энергию? Лучше стать ею, чем быть похожей, — стоял на своем огненный друг. Я потерла виски.
— Ладно, на сегодня философских бесед достаточно, они слишком выматывают. Как ты себя чувствуешь? — в который раз спросила я.
— Жить можно. Если честно, я вообще боли не чувствую.
Я недоверчиво на него посмотрела.
— Опять врешь?
— Нет. Я ничего не чувствую, кроме огня, охватившего меня. А это дело привычное, — усмехнулся Макс. Я нахмурилась.
— Плохо. Что же с тобой происходит? Пить хочешь?
— Нет.
— Все равно нужно выпить какое-нибудь обезболивающее, — настаивала я. — Может, со снотворным эффектом?
— Усыпить меня хочешь? — возмутился парень.
— Тебе же легче будет! Во сне силы быстрее восстанавливаются, и вообще не будешь чувствовать боли.