Перечень строгий малютке не скучен
рыцарей рати святой!
«Этот за веру в темнице замучен.
этот растерзан толпой!
Рабски в пустыне служили им звери,
в самой тюрьме — палачи…
Розы нетленной в молитве и вере
тайно взрастали лучи!
Им покорялась морская стихия,
звезды сходили с небес,
пели им Ангелы Ave Maria!»…
Всех не исчислить чудес!
«Кто же наследит их славу?» — мечтая,
молвит и никнет, грустя…
Вдруг отвечает ей книга святая:
«Ты их наследишь, дитя!»
Голубой цветок
Голубой цветок
Лидии Т.
Как своенравный мотылек,
я здесь, всегда перед тобой
и от тебя всегда далек,
я — голубой
цветок!
Едва ты приотворишь дверь
туда, во мглу былых веков,
я говорить с тобой готов!
Ты верил прежде — и теперь
царю цветов
поверь!
Я — весь лазурь, лазурь небес,
очей и первых васильков;
я в сад зову чрез темный лес,
где след людей давно исчез,
под вечный кров
чудес!
Два голубых крыла моих
над временем парят:
одно — надежда дней иных,
другое — мгла веков седых.
я — нежный взгляд,
я — миг!
Ты знаешь: только я везде,
ты знаешь: я, ведь, ложь!
Ищи меня в огне, в воде,
и не найдешь
нигде!
Когда померкнет все вокруг,
и этот мир так мал,
перед тобой возникнет вдруг
далекий идеал,
как нежный цвет, как легкий звук.
Но миг — и легким всплеском рук
меня мой друг
сорвал…
Но снова между пыльных строк,
увлажненных слезой,
я свой дрожащий лепесток
раскрою пред тобой
чтоб ты в тоске не изнемог:
я — голубой
цветок!
Моя звезда
В час утренний, в прохладной дали,
смеясь над пламенем свечи,
как взор. подъятый ввысь, сияли
в мгле утренней, в прохладной дали,
доверчиво твои лучи,—
и я шептал, молясь: «Гори.
моя звезда, роса зари!»
В вечерний час, в холодной дали,
сливаясь с пламенем свечи,
как взор поникший, трепетали
в вечерний час, в холодной дали,
задумчиво твои лучи,—
и я шептал, молясь: «Гори.
моя звезда, слеза зари!»
Пожатие
Вы руки моей коснулись
в полумраке, невзначай.
миг — и звезды улыбнулись,
двери Рая разомкнулись,
и благоухает Рай.
Здесь неверны все желанья,
словно тучки и пески;
здесь одно очарованье —
мимолетное касанье
тайно дрогнувшей руки!
Печальный мадригал
Ты кубок золотой, где нет ни капли влаги,
где только мгла;
ты траурный корабль, где с мачты сняты флаги
и вымпела.
В дни детства нежного твой венчик ярко-пестрый
отторгнут от земли.
ты городской букет, где проволокой острой
изрезаны стебли.
Ты грот бесчувственный, где эхо в тьме пещеры
забылось в забытьи,
поля пустынные, безжизненные сферы —
владения твои.
Как арфы порванной, как флейты бездыханной,
твой хрупкий голос слаб;
прикованный к тебе печалью несказанной
я твой певец и раб!
Ах, то моя слеза в пустой сверкает чаше.
мой тихий плач…
Но в час, когда ты вновь проснешься к жизни нашей.
я вновь палач!
Встреча
И звезды сказали им «Да!»,
и люди сказали им «Нет!»,
и был навсегда, навсегда
меж ними положен запрет.
И долго томились они.
и лгали всю жизнь до конца,
и мертвые ночи и дни
давили уста и сердца.
И Смерть им открыла Врата,
и. плача, они обнялись.
и, вспыхнув, сердца и уста
единой звездою зажглись.
Одиночество
В. Нилендеру
О эти тихие прогулки!
Вдали еще гудит трамвай,
но затихают переулки,
и потухает неба край.
Бродить, читая безучастно
ночные цифры фонарей,
на миг бесцельно и напрасно
помедлить у чужих дверей;
и, тишину поняв ночную,
смирившись с нею потужить,
и из одной руки в другую
лениво трость переложить.
Один, один. никто не ранит,
никто не рвет за нитью нить.
Один… Но сердце не устанет,
и нелюбимое любить.
И тихий голос отпевает
все, что навек похоронил…
Один… Но сердце уповает
на верность тихую могил.
Самообман
Каждый миг отдавая себя,
как струна отдается смычку,
милый друг, я любил не тебя,
а свою молодую тоску!
И рассудок и сердце губя,
в светлых снах неразлучен с тобой,
милый друг, я любил не тебя,
а венок на тебе голубой!
Я любил в тебе вешний апрель,
тишину необсохших полей,
на закате пастушью свирель,
дымку дня и прозрачность ночей.