Выбрать главу

А.П.

Телефон на столе, но ведь это орудие пытки, Позвонит или нет, о когда бы его разломать! Вдруг звонок, подбежишь, но не то, по ошибке И опять ожидание и безумие пытки опять.
Мне бы лечь и уснуть, и не ждать, и не думать, не плакать, Чтобы дни и недели, и месяцы канули в ночь, Чтобы дождик осенний над крышами снова закапал, Чтобы ветер ненужную нежность отогнал вместе с тучами прочь.

«Пивная, граммофон, четыре рюмки водки…»

А.П.

Пивная, граммофон, четыре рюмки водки И чуть дурманящий сигар немецких дым. Соседей разговор бессвязный и нечеткий. Все кажется тогда неясным и простым.
Но в духоте июньской и беззвездной ночи, Когда без сна глядишь часами в потолок, Тогда сознание беспомощное точит И сердце чувствует всей нежности приток.
Я все люблю в тебе, и взгляд твой близорукий, На лоб спадающих волос упрямых прядь. И если ты придешь, без гордости, опять Я буду целовать лицо твое и руки!

«Когда жизнь беспощадная неистово хлещет…»

А.П.

Когда жизнь беспощадная неистово хлещет И февральским дождем моросит под окном. Мне бы только хотелось уютно улечься И прижаться к тебе утомленным плечом.
Но сидим за столом мы, говорим по-немецки. Я не смею к тебе подойти и обнять. Напряжением воли, улыбкою светской Научилась давно я всю нежность скрывать.

«Задержаться на одну минуту…»

А.П.

Задержаться на одну минуту, Медленно задвижется вагон. Жизнь оборвется круто, Точно прерванный тяжелый сон.
И не будет больше ожиданий, Сердца разбивающей тоски, В умирающем уже сознанье Навсегда погаснут огоньки.
И не скажешь ты устало-грубо: «Надоела мне твоя любовь!» Поцелуя не попросят губы… На асфальте заалеет кровь!
Отчего так страшно на минуту Под июльским радостным дождем, Чтобы жизнь оборвалась круто Зацепиться в рельсе каблуком!

«Хорошо с тобою на балконе…»

А.П.

Хорошо с тобою на балконе Мне писать покорною рукой, Томно перед мчащимся вагоном Жизнь твоя проходит предо мной.
Вот усадьба бабушки суровой За широкой русскою Окой, Вот ты в роще бегаешь сосновой Кареглазый, маленький, смешной.
Увлекаясь паровозным свистом, Покидаешь ранним утром дом. Первый снимок в форме гимназиста И фуражка с новым козырьком.
Жизнь приносит много испытаний. И быть может, ты уже не тот. Но пускай тогда в моем сознанье Мальчик этот снова оживет.

«В жизни ты ко мне прийти не можешь…»

А.П.

В жизни ты ко мне прийти не можешь, Но приди тогда ко мне во сне, Расскажи мне про страданья тоже В мартовской весенней тишине.
Ты, которого я грешная любила, Ты, которому всю нежность отдала. Но любви земной ничтожна сила. Удержать тебя я не смогла.
Знойное мерещится мне лето, Тех прогулок больше не вернуть… Ты ушел…. Не верится мне в это. Был терновым твой последний путь.
И не знаю я ни дум тяжелых, Ни предсмертных каторжных дней. Полный жизни, радостный, веселый Ты остался в памяти моей.

БЕРЛИН. 1957–1983

«Павловск, дача, вокзала платформа…»

Павловск, дача, вокзала платформа, Ожидание радостных лиц! Гимназистов воскресная форма, Щебетание дачных девиц.
Где то лето, та дача, те люди? Ни деньгами, ничем не вернешь! Они были, но больше не будут, Только снов беспощадная ложь!
Бродит, бродит тоска по квартире, Легкой тенью, неслышной стопой, Шепчет мне об утерянной шири И о жизни мне шепчет былой.
Павловск, дача, березы, осины, Поездов проезжавших свистки. По холодным асфальтам Берлина Никуда не уйдешь от тоски.

В Груневальде

После автобусной тряски, Улиц оставив трезвон, Леса осеннего краски, Желто-коричневый тон.
Рыбу удилищем ловит В озере парень, во рту Трубка, и сдвинуты брови, Точно солдат на посту!
И верховых кавалькады Мчатся с старинных гравюр… Нет здесь простору преграды Небо, что тонкий ажур,
Листья шуршат под ногами. Мир, тишина, благодать! Можно ли это словами Бедными все передать!

Под звуки нежные гитары

Мой Петербург, любимый, старый, Твой помню праздничный наряд, Когда на площадях, бульварах Стояли елки стройно в ряд!
Там в бледно-розовой гостиной, Где за окном трещал мороз, Мы елку украшали чинно, Не зная атомных угроз.
Потом Сочельника игрушки: Орехи, яблоки, хлопушки. Венгерки, вальсы и матлот Играл тапер из года в год!
Казались нерушимы стены У дома на Большой Морской. Летели дни без перемены В созвучьях жизни молодой!