Выбрать главу
Вдали воздвигнется хребет Из мягких масс ржаного хлеба; Его вершину, словно лед, Покроет масло вплоть до неба.
С хребта прелестный будет вид — Глазам представятся два моря: В одном — сивуха забурлит, Уж, разумеется, не с горя;
В другом — отличный кислый квас (Ликуйте, Ваньки, Васьки, Федьки!) У скал запенится, крутясь; А скалы будут все из редьки.
Для баб, а пуще в тех видах, Чтоб не орали ребятишки, Во всех появятся борах Грибы из вяземской коврижки.
Везде такая благодать, Тепло, как после доброй порки, И самый воздух, так сказать, Пронзится запахом махорки!
Но мужики ведь никогда Довольны жизнью не бывали; Они, пожалуй, и тогда Без жалоб проживут едва ли.
«На молочке уж не взыщи: Держать коров — карманы пусты, А с неба валят только щи — И те, кажись, не из капусты..
Вот тоже баньки нету здесь, В квасу купаться — бога стыдно, И ходишь чешешься день весь… Уж это очень нам обидно!
Опять же соли не найдем: Сказать в час добрый, место свято — И вздуло брюхо колесом, А всё как будто пустовато…»
В таком-то роде, например, Они нытье свое поднимут. Но против них суровых мер За мину кислую не примут:
Ведь на мужицкий грубый взгляд И рай не сладок по приказу, — Им просто-напросто велят Не объедаться хлебом сразу,
Не трогать пищи у господ, Как неудобной для сваренья; А пуще — в первый райский год Не напиваться до забвенья.
Да! в это времечко… но тут, О милый друг! я ставлю точки: Боюсь, что слюнки потекут На недописанные строчки.

<1881>

273. РАЗЛАД

В душе темно, как ночью в бурном море, И там, во тьме, как за волной волна, Без устали идет за горем горе, Вновь поднимая прошлое со дна.
Вокруг меня сияющие лица, Я слышу смех ликующих людей; А издали проходит вереница Угрюмых лиц, страдальческих теней…
Давно мой ум опутать, как сетями, Стремится тот чудовищный разлад; Но он могуч над слабыми умами, — Я знать хочу: кто прав, кто виноват?
Мне дела нет до этих ликований, Пока они доходят до меня В сопутствии подавленных рыданий: Я света жду — не призрачного дня!
Ведь слабый блеск мерцающей зарницы Не озарит широкого пути, А солнца луч и в глубину темницы Способен узнику отраду занести.
В душе темно, как ночью в бурном море, Находит скорбь волною за волной… Но, может быть, ты смоешь это горе, Девятый вал, когда-нибудь собой!

<1881>

274. ЗАПЕВКА

Люди мучат меня За свободу мою, — Что я весел всегда, Что я песни пою.
Но не знают они, Что от боли тех мук Только крепнет в груди Чародейственный звук.
Сколько на небе звезд, Столько песен во мне; Звезды светят в ночи, Я пою в тишине.
И как звездных никто Не измерит высот, Так и песня моя Всё растет и растет!

<1882>

275. СОВЕТ

«Покорись! — родная говорила. — Ведь врагов тебе не превозмочь; Велика их сплоченная сила, И темны их помыслы, как ночь.
Разве ты не знаешь, что на муки Вел людей упорно-смелый путь? Не такие опускались руки, Не такая задыхалась грудь!
Был еще ты, сын мой, в колыбели, Как борцов я знала: у иных — В двадцать лет их кудри поседели И улыбка с уст сбежала их,
У других — под гнетом покаянья Светлый ум померкнул навсегда… О, как много слышалось страданья В их словах, безумных иногда!
Молод ты, а дума молодая Любит часто собственный обман; Путник верит в призраки, не зная, Что пред ним лишь стелется туман.
Поздно, сын, приходит отрезвленье, И когда в измученную грудь Западет тяжелое сомненье, Сил уж нет идти в обратный путь.