1
Горячий воздух синь. Откуда бог весть
Мне слышится, что каждый куст дрожит,
И улей позаброшенный жужжит —
Моя навеки проклятая совесть.
Душа тоскует по забытой сказке!
О, эта женщина, она светло жила —
Как на селе звенят колокола,
Как блещет серп в колосьях без опаски.
Когда грехов моих зажегся пламень?
Когда весь этот ад… скажи, когда?
Душа вернулась, не нашла следа,
Одна дорога да могильный камень.
2
Поляны, горы и разливом — нивы
Горят на солнце выпавшей росой.
И мчусь куда-то я, еще счастливый,
Еще хороший и еще босой.
Но снов чужих меня казнили муки,
Огнь городской обуглил дочерна —
И не дрожат уже в перчатках руки,
Душа под черной маской — холодна!
3
Взметнулся перепел в ярко-зеленой чаще,
И — коростель, и жаворонка звон,
И по полю идет волна всё чаще —
И зеленее не бывает волн…
Я, опоздавший из другого века,
Здесь где-то на отшибе поселюсь,
Где будет меньше бешенства, и пусть
Совсем не будет рядом человека.
Дорога горяча… Лазурны выси…
День благодарен теплому лучу…
Довольно! Бросив суетный Тифлис, я
О нем и слова слышать не хочу!
4
Единственный, как нежный страж, в тиши
Мелькнет перед глазами призрак Мери!
Всю старость изболевшейся души
Она возьмет с собой в иные сферы.
Но в эти позабытые края
Не воротиться пламени былого…
Сейчас течет бесцельно жизнь моя,
Но всё же рад я побывать здесь снова.
Крылами ветр толкнет калитку в сад —
Калитка приоткрытая чуть взвизгнет,
Да в выси тополя прошелестят,
Как будто пробуждая к новой жизни!
5
О, как здесь голубого много! Боже,
Навеки этот цвет душе — родной,
Как имя Мери женское, что тоже
Полно печалью и голубизной!
Взгляни на горы дальние! На волны,
Вплетенные в озерное стекло!
Лишь голубое носит так достойно
Свои одежды в час, когда светло.
Душа зовет невидимое слово,
Что лишь во сне приходит на уста, —
Фиалкам фиолет готовит новый,
Голубизною красит небеса.
86. Домино. Перевод М. Талова
Мы входим во дворец.
Проклятье! За стеной, увенчанной плющом,
Могилу черную напоминает дом:
На сказочных конях, на легких колесницах
Несутся мертвые со скукою на лицах.
Здесь воздух тленом заражен…
Здесь жизнь отшельника вел старец в тьме забвенья,
Без имени. Никто не знал, откуда он.
В заклятьях, в снадобьях искал он утешенья,
И мозг его трудил земных страстей экстаз.
Пред ним в глухой ночи, вдруг обнажая плечи,
Вставали женщины, укутанные в газ.
Молитвы! Требники и свечи!
Их пламень озарял зрачки призывных глаз.
О, молния! Гроза!
Здесь часто призраки являлись предо мною:
Как мне заставить их открыть свои глаза
В сем доме, сотрясаемом грозою!
Таинственное домино!
Томлюсь я без тебя средь топота и плясок.
Спасенья нет: вокруг всё масками полно.
Вот мириады красных масок.
Мне небо прежнее пригрезилось… Оно
Синело, величавое, пред нами.
Теням подобились ресницы: я в тени
Искал себя усталыми глазами!
Звенели радуги, меняя вмиг огни
И загораясь хрусталями.
Проклятье! За стеной, увенчанной плющом,
Могилу мрачную напоминает дом.
На вороных конях здесь красных масок стая
Несется, смертью небо заражая.
Серебристый дым сказанья
Взвился люстрой легче птиц.
Снова слышу я дрожанье
Тонко загнутых ресниц.