Выбрать главу
1916

107. «Тот нежный юноша-мечтатель…» Перевод В. Леоновича

Тот нежный юноша-мечтатель Погиб по милости молвы. Теперь я не страшусь, читатель, Ни бога, ни греха, увы…
Но я гнушаюсь вкусом крови, Чем оскорбляю общий лад. И гибели, как послесловья, Не я хочу — они хотят.
Всеолимпийским безразличьем К заботам их душа полна. Но этого нельзя постичь им. Во все века и времена.
1916

108. Знамена. Перевод В. Леоновича

Берег багровый, лиловый залив, В складках тяжелых горные склоны — Так      пламенеют                      знамена. Взвейте знамена! Скорее! Знамена! — Сонные небеса опалив.
Солнце — скорей! Сердце в груди задохнется. Жажда гортани, жажда корней… Жажда свободы всего сильней. Солнце, скорее! Солнце!
Алые горные складки. Помни, как сладки Вольности первые дни. Мучеников ее помяни Всех поименно — Тихо знамена Траурные наклони…
Слава борцам дерзновенного стана! Зарево рдеет на всех облаках. Знаю: в веках Празднично так — не светало. В алых полотнищах и лоскутках Ширь небосклона — Знамена, знамена!
<13 марта 1917>

109. Мы, Николай… Перевод В. Леоновича

Все приказы ему диктовала измена. Мы, НИКОЛАЙ, — и подписывал вместе с нею, Царь без царя в башке, с душою плебея, По природе не злой — в крови по колена.
Тряпка и женин муж — жалкого плена Царство несло печать, — неподвижно рея, Тень отбрасывала нощно и денно Птица-ублюдок — две головы — шея.
Душу томил тягостный плач кандальный, Вздор заупокойный, звон погребальный — Века весна грянула волею неба.
Прочь из когтей державный вырвался хаос. Имя сладчайшее воли — ТАВИСУПЛЕБА — Сбудется — как никогда еще не сбывалось.
25 марта 1917

110. Гора. Перевод Г. Маргвелашвили

Оторвана от всех, одна, Стремит свой взгляд сквозь дебри мрака, Где заповедная страна Полна опять тоски и страха. И вот проносится Конь-блед, И, обволакиваясь тучей, Спешит мираж ему вослед И бьется по пути в падучей. И сотрясается земля, И льется кровь, и гаснут силы, И обезглавлены поля, И стонут братские могилы.
Июнь 1917

111. По счастию звездного часа. Перевод В. Леоновича

Над братоубийством витают виденья Сладчайшего братства — до грехопаденья. Совпали по счастию звездного часа И лепет поэта, и лозунги класса.
Зовите — я вас понимаю без слова. И неизреченностью грозного зова Я полон.             А слово… А слово — матерья Лукавая.             Слово — преддверье преддверья. О, великолепный сквозняк анфилады — От вечной надежды до вечной расплаты!
Я — словоотступник — вы это поймете — Учился безмолвью у птицы в полете, У скорби — свободе, У жеста — простору. А слово,             которое в меру и впору…
Опять поперек штормового разбега Подвинется суша пологостью борта, Над берегом взмоет широкое эхо И смолкнет — нигде — одиноко и гордо.
И вы говорите: «Привет разрушенью!» «Аминь», — говорю.                              Череда созиданий Грядами протяжными облачных зданий Огромное обозначает движенье.