Выбрать главу
Что мне сети или хитрые удочки? Мне довольно и глиняной дудочки, Чтобы странница Психея На камне морском Расцветала голубым цветком.
А другая — лиловая — Сирена: «Всё прекрасно, всё блаженно, всё бренно…» И, в душе моей Губительные сея семена, Всё мирит и равняет она.
На краю земли, и моря, и рая Обитаю — блаженно умираю — И поэтому, наверно, никогда не умру. Яхта белая кренится на ветру.
На камнях чернокожих и соленых Я ведь тоже — лепесток — совсем зеленый! Только лепет или клекот мне гортань холодит — Оттого что бьется вымпел И лепечет — и летит!
<Начало июля 1918>
Одесса

132. Усердие полудня. Перевод Е. Квитницкой

Полдень усердствует… Даль — нараспашку. Сотни стрекоз стрекочут окрест. Воздух царапает, словно стекляшку, Слаженный стрекозиный оркестр. Полдень вином опьяняет весенним. Розами выстлан сухой небосклон. Этим горячим, нежным цветеньем Облак —             пингвин белоснежный — сожжен. Заполыхавший запад заполнен Безукоризненной голубизной… Стих, как бокал, подымаю за полдень, За лазурный, звенящий зной!
24 июля 1918
Батуми

133. Корабль «Даланд». Перевод Н. Заболоцкого

Зной этой ночи нарушил мой сонный регламент. Розами сад был укутан до самого горла. Всюду виднелся разрушенных теней орнамент. Море дремучее пело и камни прибрежные терло.
Медленно плыл я, и «Даланд» стоял над волною, Словно Нарцисс, очарованный собственной тенью. Темные лавры томили меня и влекли за собою, Лунные лилии их стерегли в отдаленье.
Я возвращался на родину новой дорогой. Поднят с постели, томился и хмурился малость. Отчая кровля казалась такой бесконечно далекой. Да и была ль она? Может быть, лишь вспоминалась?
Воспоминаний толпа вслед за мною летела. Ленин, Москва, Петроград, Кремль… И в дрожанье и в стуке «Даланд» волну рассекал, и Черное море кипело… Взгляд затуманили первые слезы разлуки.
1918

134. Возвращение. Перевод В. Леоновича

Пустыней овеяны камни нагорья. Спускается Фазис к прохладному морю, А Мтквари — к другому, и оба теченья Пустыне возвышенной — вздох облегченья.
Я слышу, как плачет разбитый Мухрани, И камни Тамар, и мертвый Гелати… И Картли, молящая о состраданье, О славе скорбит — об утрате…
Я помню, в горах над ветшающей Мцхета С моею душой разговаривал ветер — Он слышал ибера и хетта, А времени он не заметил.
Слова, будто пламя, сносимое ветром, Слетали порывистым метром, Ущелие Итрии у перевала Волчицею мне подвывало…
Но дивное солнце, четвертое в хоре, Широко рассыпало стрелы Эрота По всей усыпальнице отчей, И сонная нега Средиземноморья Туманит грузинские очи — Я славлю беспечность народа!
Как часто я слышал: мой Джвари старинный, Где ныне безлюдно и поло, Звенел на скале, будто арфа Эола, И пел, как фарфоровая окарина!
Вечернее теплое море кругом. То ль облако, то ли большая вершина, Как рыба, стоит на востоке ночном. О родина, горы твои не видны, И в сторону ночи торопится «Даланд» — Я вижу любимые сны.
1918

135. Мировые бури. Перевод В. Леоновича

Что мы именуем так пышно…                                           А это — Легчайшие прикосновенья богини: Гармония тайная мир поверяет. За всё          я спокоен —                           и бунту подобно Спокойствие духа в миру помраченном, И ясность покоя                        людей соблазняет. Но солнце восходит. И — солнце за солнцем — Над миром идут чередою свободной, Не ведая вовсе цепи арестантской, Сего вожделенного звона и блеска… И ты будь свободен, как шествие это: С тобой говорила Гармония-дева.