Боже, откуда доносится пенье,
Словно отходную солнцу поют?
Рухнув у паперти в изнеможенье,
Тихо шепчу я молитву свою.
А серафимы тревожней запели,
Болью и мукой полны голоса.
Очи у мертвого солнца прозрели!
Светят у мертвого солнца глаза!
Я ухожу. Переполнена мера.
Падают тени на бархат полян.
Где-то беззвучно рыдает Церера,
Сонные рощи укутав в туман.
Гиблый июнь неживая истома
Заволокла у осенней межи.
Снова я в Грузии, снова я дома,
Но для чего, моя радость, скажи?
Но для чего предвещает тревогу
Новая жизнь у родных берегов,
Если пора собираться в дорогу
Торною тропкой средь чуждых гробов?
140. Заброшенный балкон. Перевод Е. Квитницкой
Хан-петух у платана
вострит свои шпоры гусарские,
Там, где некогда царствовал
я — в хлебосольном кругу.
Не к нему ль — по балкону —
горянка, гордячка, цесарочка?
Ах, да что вы, да что вы,
она ведь спешит к роднику!..
Нынче сущая сушь:
всё повыжжено и обезвожено.
Огород как гербарий,—
бескровные листья и пыль.
Остается одно:
безнадежно просить невозможного,
Припадая к тебе,
в кукурузной соломке бутыль.
Был красив мой балкон,
пестроткаными юбками метеный.
Ныне он обветшал!..
А вдали над рекою Курой —
Франты-олухи шаркают,
шлепают пулями меткими
И возводят курки —
пир горой, пир горой, пир горой.
Здесь я плачу один,
отгороженный старыми стенами.
В захолустье дремучем
октавы мои не в чести.
Только кислый сосед
гостепринят в моем запустении:
Вашлованский князек
горе мыкать ко мне зачастил.
Заходи, дорогой!
Есть вино недурное по осени.
Я стишок отложу,
над которым прилежно тружусь.
А в Тифлисе — дворец шоколадный,
засиженный осами…
(Я горжусь тобой, Грузия!
Я, безусловно, горжусь!)
Ай да рыжие осы в Тифлисе —
с заморскими жалами!
Горожане все в жалобах:
лакомки входят во вкус…
Заходи же, любезнейший!..
Милости просим пожаловать!
(Просим милости мы…
Я горжусь, безусловно, горжусь!..)
141. Хоть ты одна. Перевод Г. Маргвелашвили
На родине моей хоть ты одна
Не скажешь так, как говорят другие…
И будешь даже к Каину нежна,
Раз он поэт и баловень стихии.
И будут мной еще совращены
Те, что кадят передо мной кадилом,
Хотя не им, увы, посвящены
Тревоги предзакатного светила.
Прими мой дар. И строго не суди,
Как не судила ты мой первый выход.
И пусть твоя улыбка пощадит
Дарителя и дарственную прихоть.
142. Виновато всё вино. Перевод Г. Маргвелашвили
Господи, куда б на свете
ни направил я шаги —
Мчатся мне вдогонку ветры
семилетней той пурги.
Где бы ни нашел я кровлю,
всюду потчуют вином,
А тоски своей не скрою —
виновато всё оно.
Милая моя! Я распят!
И душа моя в огне!
Ты одна мне в жизни радость —
но до радости ли мне?