Мы гнали поезда к Тавризу,
Объяты искрами и тьмой,
По вдохновенному капризу,
По зову вечности самой.
Мы вызвали землетрясенье,
Раскалывая пласт о пласт,—
И мысль о собственном спасенье
Презренье вызывала в нас.
А свечи гасли и горели,
И, весь сияющий насквозь,
Тонул и плыл Светицховели,
Как бы сиреневая гроздь,
А там отцы мои святые
Без ропота на божий гнев,
Уже по плечи залитые,
Поют, светильники воздев.
А мы убитых отпевали,
Гнев воссылая небесам…
И вторит литургия Джвари
Святым умолкшим голосам.
173. Над ретортой, в углу паутинном. Перевод Е. Квитницкой
Кто захаживал к Дьяволу в гости,
Пыль будил на шагреневом томе?
Здесь бряцали берцовые кости
На потребу каких анатомий?
Над ретортой, в углу паутинном,
Кто, как Гёте, искривливал губы
И выкачивал спиритус винный
Из глубин перегонного куба?
Кто подкашивал стебли растений,
Роз тепличных, невинных, капризных?
Среди молний, ударивших в стены,
Год двадцатый распался как призрак.
174. Поэзия — прежде всего. Перевод Б. Ахмадулиной
О друзья, лишь поэзия прежде, чем вы,
Прежде времени, прежде меня самого,
Прежде первой любви, прежде первой травы,
Прежде первого снега и прежде всего.
Наши души белеют белее, чем снег.
Занимается день у окна моего,
И приходит поэзия прежде, чем свет,
Прежде Светицховели и прежде всего.
Что же, город мой милый, на ласку ты скуп?
Лишь последнего жду я венка твоего,
И уже заклинанья срываются с губ:
Жизнь, и Смерть, и Поэзия — прежде всего.
175. Песня девушек. Перевод Д. Беридзе
Отпразднуем весны приход
Дождем цветов и апельсинов.
Веранду скоро оплетет
Живая изгородь павлинов.
Мы ночью в темный лес вошли.
Но среди вспышек и свеченья,
Как ни старались, — не нашли
Цветка, чье имя — Утешенье.
А юноши искали клад.
По птицам били из двустволок.
Перепугали всех подряд,
Выскакивая из-за елок.
Был нами улей разорен.
А юноши оленя гнали.
Ланенка раненого стон
Раздался вдруг… и все рыдали.
176. Тени лунной ночи. Перевод Б. Резникова
Тени лунной ночи, склоны
Гор над ними, темный ряд
Тополей — и восхищенный,
От вина горячий взгляд…
Вдруг, недолгое виденье!
Жаркий летний день, Версаль
И Манон Леско — смятенье,
Страсть и вечная печаль.
И неслись галопом мерным
Наши кони и сердца:
Площади, дворцы, таверны,
Вновь таверны без конца,
И лучей рассветных ласка,
И, как в призрачном кольце,—
Светло-голубая маска
На единственном лице…
177. Непогода. Перевод Е. Квитницкой
Туман тумана гуще — без изъяна,
Без отмели малейшей. На ветру
Прыжки кустов сравнимы с кенгуру,
В осиннике бунтуют обезьяны.
Лес обречен костру, как еретик.
Огнеопасны лиственные ткани.
И ураган, что ранее возник,
Находит силу в новом урагане.
Того гляди — весь лес испепелят,
Пока откуролесят и умчатся.
Ах, дал бы бог — пусть остров, пусть Камчатка,
Окраинная мнимая земля!..