332. «С глазами, холоднее стали темной…» Перевод Н. Тихонова
С глазами, холоднее стали темной,
Не сетуешь, смотря в былое снова,
Зачем себя большим поэтом помнить,
Когда живешь несчастнее любого?
Стиха ль коснешься, волосы ль оправишь,
Или оглянешься молниеносно,
Повсюду ты в капканы ногу ставишь,
Уж окружен, уже ограблен злостно.
Опять настанет эра, может, скоро,
Что мировой войною назовется,
Опять над нами зашумят моторы
И на людей тяжелый газ прольется.
Он предпочтет, поэт, собрать все вместе
В пространство улетевшие частицы —
Людей, громов, событий: всё он взвесит
И в этот ураганный вихрь включится.
Обвалы снова загремят, нахмурясь,
Ударят волны по дорогам песни,
Глаза в глаза поэт посмотрит буре,
И взгляды друг от друга не отвесть им.
Им так стоять — и мучиться и мучить
При полной невозможности расстаться.
Но уж ложатся отсветы на тучах
Тех лучших солнц, чья очередь являться.
И новый гром над головой войны,
Я вижу революции движенье,
Простой болид или кусок луны
К земле несется, не сдержав паденья.
Одно лишь чувство с тем паденьем схоже,
Им сердце переполнено, как жаждой.
Оно полно, как это небо тоже,
Борьбою, предвосхищенной однажды.
Пред чем дрожать эпохе этой новой —
Лишь в день победы подвиг будет кончен.
Нет, я тобой, как мир, не завоеван,
Тебя я нес в себе, как сердце, прочно.
333. Днем и ночью. Перевод Д. Беридзе
О, этот день ни с чем не схож!
Мелькнула мысль и вновь пропала,
Как в темноте мелькает нож
По следу желтого металла.
Но днем и ночью, напролет:
«Алло! Гараж!» — неслось в трезвоне.
И сторож створками ворот
Играл, как будто на гармони.
334. Вечером, когда ложатся тени… Перевод Вс. Рождественского
Вечером, когда ложатся тени
И звезда над сонной Сеной всходит,
На бульвары, в горе и смятенье,
Сгорбленная женщина выходит.
Вся в морщинах, хрупкая, седая,
В черном платье, выцветшем и старом,
Как во сне, бредет она, не зная
Цели, по сверкающим бульварам.
Скована своей немой тоскою,
Не глядит, крестясь, на дверь собора,
Не стоит с поникшей головою
Около церковного притвора.
Полная печали и страданья,
Вся она погружена в былое.
Гложущее, горькое мечтанье
День и ночь ей не дает покоя.
Темные, глубокие морщины —
Скорби след и тайного мученья.
Из идущих мимо — ни единый
Ей не скажет слова утешенья.
Холодно ей в мире и пустынно…
Лишь одно и было счастье — дети.
Но пришла война… Убили сына,
И уж нет ей радости на свете.
335. Осень в траншеях. Перевод Н. Тихонова
Осенний вечер мерил дали
Свирепых странствий,
Траншей шеренги озирали
Хребтов пространства.
И в этот месяц золотистый,
Пропахший прелью,
Стебли маиса голосисто
Свистят свирелью.
О куропатке, с маху взятой
На перерезе,
Явившись желто-полосатой,
Собака грезит,
И всё свистят стебли, как струи,
Свистят, янтарны,—
Весь в ароматах и поцелуях
Закат недаром.
Как будто в шляпе из соломы,
Гора уходит,
И дрожь смертельная больного
По стеблям бродит.
И побледневшего вояки
Сознанье гаснет,
Он ранен. Падает во мраке —
Ласкать напрасно.
Мелькнула мать, любовь и детство
Пред ним недаром,
Но всё свистят маиса стебли,
Свистят, янтарны.