Выбрать главу

Тесны и непосредственны связи между Муравьевым и Батюшковым. Неприятие всякой мистики, языческое поклонение красоте вообще и «величавой простоте» (1, 196) античного искусства в особенности, ограничение искусства сферой прекрасного и утверждение независимости художника, мысль о влиянии национальных особенностей на искусство, любовь к итальянской поэзии эпохи Возрождения, интерес к французской «легкой поэзии», постоянные размышления в стихах о поэзии и поэте, тема угасания дарования, сочетание в лирике эпикурейских и элегических мотивов, обращение к одним и тем же жанрам и многое другое сближает поэтов. Не все было плодом непосредственного влияния, да и жил Батюшков в другую эпоху. «Дней Александровых прекрасное начало», которое казалось Муравьеву недостаточно либеральным по отношению к литературе, обернулось аракчеевщиной, и сыновья писателя, декабристы Александр и Никита, автор проекта Конституции Северного общества, пошли завоевывать независимость не только для искусства. Трагедия 1812 года, наступившая после нее реакция, подъем декабристского движения заставили Батюшкова более глубоко осознать непрочность поэтической хижины, и разлад между мечтой и действительностью приобрел у него трагический характер. Но он следует за Муравьевым в прозе (и не только в «Предславе и Добрыне»); в «Речи о влиянии легкой поэзии на язык» местами лишь перефразирует «Послание о легком стихотворении», а в «Послании к И. М. Муравьеву-Апостолу» говорит о гении и вдохновении то же и теми же словами, что Муравьев в «Силе гения»; цитатой из того же стихотворения начинается статья «Нечто о поэте и поэзии» и т. д. О словесных совпадениях и родственных поэтических формулах (а их множество) не говорю. Да и как им было не появиться, если взгляды поэтов на искусство в важнейших вопросах совпадали, если отношение к слову было одинаковым, если наметившийся в творчестве Муравьева лирический герой — не рвущийся к чинам «праздный мудрец», «ленивец», славящий дружбу, любовь, радость знания и счастье приобщения к искусству, лишившись излишней сентиментальности, приобретает плоть и кровь в поэзии Батюшкова, а затем, окрасившись уже явно оппозиционными чертами, становится в центр лицейской лирики Пушкина.

Л. Кулакова

СТИХОТВОРЕНИЯ

Басни

1. СУД МОМОВ К М. А. ЗАСОДИМСКОМУ{*}

Ты часто, слушая стихи мои с раченьем, Прочь гонишь от меня прельщающий туман. Здесь рифмой оскорблен, там смысла опущеньем, Свергаешь без чинов мной чтимый истукан. Послушай: я еще являюсь с сочиненьем, Чтоб случай дать тебе свой править важный сан.
Насмешник греческий, писатель остроумный, Такую повесть нам оставил Лукиан, Что будто в день какой-то шумный Нептун, Минерва и Вулкан Похвастать вздумали верховностью своею В художествах: кто лучше из троих Покажет образец способностей своих — И Мома выбрали судьею. Известно, парень вострый Мом: Ума имеет он палату И уж не спустит он приятелю, ни свату, Лишь только бы блеснуть умом. Условье сделано, и день суда назначен. Вулкан к мехам, Нептун во глубину, Богиня мудрости в Афинскую страну — И ну трудиться. Труд удачен. В условный день, лишь начало светать, В какой-то роще отдаленной, В низу Олимпа насажденной, Изволили мои художники предстать Суда во ожиданье. Работу рук своих, Нептун вола привлек; Минерва — на столпах великолепно зданье; Вулканом изваян (возможно ль?) человек. Приходит Мом. И что вы, добры люди, Подумаете — он учтивость сохранит? «Твой вол — прекрасный зверь, — Нептуну говорит, — Но он бы был сильней, рога имев у груди». Минерве: «Сей фасад Сияющ и по всем он правилам построен; Но ежели сосед и зол, и беспокоен — Что сделаешь? Нельзя перенести палат». Впоследок очередь дошла и до Вулкана: «Вся хитрость во твоем труде истощена. Но для чего в груди не сделано окна, Чтоб правду отличать льзя было от обмана?» Окончен суд, и участь всех равна. Тогда мои узнали поздно боги, Что трудно и богам на Мома угодить.
Зачем же критике, пииты! вас щадить? К чему ваш крик и шум? Судьи должны быть строги.
1772, 1780-е годы

2. КОНЬ{*}

Был конь — добра лошадка, И статен, и красив собой, Одна в коне была повадка — Махал частенько головой. Хотелось отучить лошадку господину, И так конюшему боярин приказал, Чтоб от того коня он отучал. Конюший рад тому и бьет себе скотину, Да в голову — не в спину; А конь головушкой поболе стал махать; А конюх боле драть; Из силы конь избился; А конюх говорит: «Вот конь и отучился И уж махать не стал». То правда, что махать головкой перестал И пал. Головушка разбита. Лошадушка зарыта.