Я муз прещенья устрашился,
Уже послушен воле их
И паки к лире устремился
Богинь велением моих.
А вы, грядущие со мною,
Готовьтесь смелою ногою
Со мной в святилище вступить.
Врата на петлях заскрыпели
Что чувства в нас освирепели?
Иль Марса хощет грудь вместить?
Се он! вы взоры уклоните:
Густой обымет очи мрак,
Когда их дерзко устремите
На бога браней грозный зрак.
Его любимцы при престоле
Подобно так, как в ратном поле,
Седят с владыкою своим.
Из первых Храбрость заседает,
Ее Искусство спровождает,
И быть нельзя в разлуке им.
В руках имея жезл начальства,
Седит со строгим взором Власть
И Твердость духа, враг нахальства,
Душ слабых страх, героев часть.
Там Силу зрю воображенья:
Ее мгновенные внушенья —
Спасенье войскам, честь вождям.
Уста спирает Тайна перстом,
И в будущем, всегда отверстом,
Читает Прозорливость там.
Великодушие прощает
Врагов своих среди побед,
И Труд покоя не вмещает
И всюду идет Марсу вслед.
Взирая любопытным оком,
Седит в молчании глубоком
За ними Опыт многих лет;
Благоразумье, Добродетель
И Честь, деяний всех свидетель, —
Се Марсов, юноши! совет.
Прошли мы бога громких боев
Теперь святилище и храм,
Стремясь в обители героев
По мрачным безднам и буграм.
А вам, богини сладка пенья!
За ваши кроткие внушенья
Да будет ввек моя хвала.
Вы робкий возраст мой вперили
И светом очи озарили
Воспеть геройские дела.
37. ОДА {*}
НА ПОБЕДЫ, ОДЕРЖАННЫЕ РОССИЙСКИМ ОРУЖИЕМ В ПРОДОЛЖЕНИЕ ПЕРВОЙ ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЫ
Сокрыт во облаке багровом
Не храм ли Памяти я зрю?
Не росса ли в венце лавровом,
Ведуща с музульманом прю?
Се мудрый лик императрицын,
Се здесь Румянцев, здесь Голицын —
Я вас, герои, познаю.
Не се ли Бендер победитель,
А там Афин освободитель?
Украсьте, музы! песнь мою.
Иль паче песнь не украшайте,
Но разгоните сердца страх
И столько силы мне вы дайте,
Чтоб петь о славных сих делах.
То Петр или Екатерина:
Душа во обоих едина,
Одних исчадие небес.
Как Петр, россиян прославляет
И тот же круг возобновляет
Дотоль неслыханных чудес.
Представь, как Эол в волны свищет,
Как ставит в пропастях валы,
Как, между волн потерян, рыщет
Корабль средь молний блеску, мглы.
Как мал, как робок в океане, —
Так между россов агаряне:
И слабость их, и спешный бег,
И многих плен мужей плачевный,
И невозвратный рок их гневный,
Как тьмами взял их Стиксов брег.
Голицын первые удары,
Хотин, на твой возносит верх.
Переплывают янычары:
Во преисподню меч их сверг.
Врата хотински без защиты;
Поля молдавские открыты
Для торжествующих знамен.
Грядет Румянцев: всё покорно
И оттоманам не позорно,
Румянцев! твой прияти плен.
Душа невидимая войска,
Спокоен ты и движешь всех.
И духа каждый полн геройска:
Ты всем порукой за успех.
Твои везде достигли взоры,
Измерили поля и горы,
И сил движенье, и покой.
Меж тем как турок изумленный
В стране быть чает удаленной —
Уже он под твоей рукой.
Побед со слухом Салтыкова
Волна дунайска потекла;
На прутском бреге ветвь Лаврова
Тебе, Репнин, произросла.
Но что за громы ударяют?
Не се ль при Ларге низлагают
Несчетну россы рать врагов?
Румянцев грянул — и в пределы
Пустил молниевидны стрелы
И степь наполнил их голов.
Покрыт срацинскими полками,
Лиясь в Дунай, Кагул ревет.
Визирь, объявший горы тьмами,
Магмета в стан с собой влечет.
Уже трикратными стенами
И троекратными он рвами
Свой стан и горы оградил,
Но стан и горы он оставил,
Хоть силы к силам он прибавил
И мнил, что россов победил.
Подви́г Румянцев с полуночи
Не тьмами — сердцем страшну рать.
У янычар сверкают очи:
Не могут тверди разорвать.
Как буря, сила их пустилась,
Где темна рытвина таилась
Перед стопами росских чад.
Уже с железом устремленным
Явился видом изумленным
В средине строя сопостат.