И счастью может ли способствовать богатство?
Желанье собирать есть более препятство,
Чем способ к счастию. «Ах! если б к куче той
Прибавить удалось еще мешок-другой!» —
Вот собирателя одно воображенье.
И расточителя не лучше положенье:
Для роскоши его отверстая душа,
Всечасно к новому веселию спеша,
От коей прочь бежит, ту скуку покупает
И хладно меж забав шумящих засыпает.
Богат, кто, знаючи своим достатком жить,
Желаниям предел умеет положить.
И словом, счастлив тот и тот один свободен,
Кто счастья в крайностях всегда с собою сходен,
В сиянии не горд, в упадке не уныл,
В себе самом свое достоинство сокрыл;
Владыка чувств своих, их бури утишает
И скуку жития ученьем украшает.
Ты, юность подвигам военным посвятив,
В училище трудов дни нежны проводив,
Приятны старости готовишь вопоминанья.
С тобою почерпать мы прежде тщились знанья:
Счастливы отроки, в возлюбленных местах,
Где, виючись, Москва в кичливых берегах
Изображает Кремль в сребре своих кристаллов,
Где музам храм воздвиг любимец их Шувалов,
Где, Ломоносова преемля лирный звон,
Поповский новый путь открыл на Геликон,
Где Барсов стал по нем ревнитель росска слова
И Шаден истину являет без покрова, —
Там дружбы сладостной услышали мы глас;
Пускай и в сединах обрадует он нас.
40. СКОРОТЕЧНОСТЬ ЖИЗНИ{*}
Седины не возвращают
Нам потерянных годов;
Спокоенье возвещают
От заботы и трудов.
Сила жизни изнурится —
Пребыванье разорится
Некончающей души.
Всё оставим за пределом,
С сим что сродно бренным телом.
Смертный, ты сие внуши.
И, затем воспоминая
Скоротечность дней своих,
Не достигнувши до края,
О цене помысли их.
День, который улетает,
Крылий вспять не обращает
И скрывается навек.
Наша жизнь кратка довольно;
Что ж ее ты своевольно
Расточаешь, человек?
Пожалеешь, но напрасно,
Невозвратный свой урон.
Жизнь — мечтание прекрасно:
То минутный утра сон.
Протекло, что было прежде;
Ты живешь всегда в надежде
Быть счастливей, чем теперь.
Ах! живи, не медля мало.
Половина — дел начало,
И ты времени не верь.
Наше счастье к нам столь близко;
И Природа, нежна мать,
Положила дар сей низко,
Чтоб могли его достать.
Следуй ты ее внушенью,
Воспретив воображенью
Заблуждать сей верный путь.
Старость, дней твоих отрада,
Как вечерняя прохлада,
Успокоит томну грудь.
41. ОДА ВТОРАЯ {*}
к А. М. Брянчанинову
Сколько крат ни вспоминаю
Я в отсутствии тебя,
Столько крат я восстонаю,
Дни покойны погубя.
Брянчанинов! то неложно:
Мне уж боле невозможно
Муз прельщаться красотой;
Музы! вы меня прельщали,
Но в то время не смущали
Бранны громы суетой.
Лухта! ты своей волною
Мне вселяла жар к стихам,
Как прозрачной быстриною
Вал лила по мягким мхам.
Но волна та прокатилась;
Ах! когда бы возвратилась
И лилась бы паки вспять;
Льется там она, как прежде,
Но не буду я в надежде
Зреть брега ее опять.
Брянчанинов! я простился
И с стихами, и с тобой,
Богу браней посвятился
Неминуемой судьбой.
А пермесские богини
Стали днесь мои врагини,
Коль влекут еще меня;
Пожалей меня в отсутстве
И един, не в многолюдстве,
Ты посетуй, восстеня.
Наша жизнь полна превратов,
Наша жизнь — игра страстей:
Мало ль сих нам сопостатов,
Мало ль к смерти нам путей?
Или должно устремляться
По кончину утомляться
И не ведать, что покой?
К претекающему веку
Льзя ль прибавить человеку
Хоть часа черты одной?
Скоро, скоро, может статься
(И кто ведает когда?),
Час приблизится расстаться
Мне с тобою навсегда.
Мой любезный брат скончался
На брегах, где ополчался
На противников, возжжен;
Мы судьбы своей не знаем:
Гром метая за Дунаем,
Он пал, громом поражен.
42. ОДА ТРЕТИЯ{*}
Смертный суетен родился
И навеки осудился
Суетой себя прельщать;
Он чувствителен, он страстен,
Он влияниям подвластен,
Быв рожден, чтоб ощущать.
Суета есть идол мира,
Выше нет сего кумира,
Им живут, им дышат все;
В суете нам нет упреки:
Чем бы стали человеки
Утешаться в тесноте?