Удивленье наше данью
Добродетелям твоим.
Дух, отверстый состраданью,
Тьмою прелестей ценим.
Разум твой, небесный Гений,
Из стыдящихся ланит,
Сладких гласа наклонений,
Из улыбки говорит.
Крылья время низлагает
У твоих, драгая, ног,
И в объятья прибегает
Твой питомец — нежный бог.
Мнит, что видел он Киприду,
Но Киприду без вины,
Как предстала смертных виду,
Только вышед из волны.
Как весна твоя прекрасна,
Будет осень хороша.
Старость прелестям опасна,
В вечной юности душа.
140. РАЗЛУКА{*}
Боги! всё, что злее в муке,
Всё то в сердце сем брегу:
Я с Еглеею в разлуке,
Быть несчастней не могу.
Я чувствителен был ею,
Для нее я трепетал.
Вы похитили Еглею,
Я теперь бесстрашен стал.
Я бегу приятной неги,
Мрачну зреть желая твердь,
В море слышать ветров беги,
Ощущать пришедшу смерть.
141. СИЛА ГЕНИЯ{*}
Любимцы гения от самой колыбели
Прекрасного заемлют нежный вкус,
И водят граций хор, и слышат песни муз.
Тьмой разных он путей ведет их к славной цели
И расточает тьму даров:
И плески множества, и почести дворов,
И душ отменных дружбу.
Дыханьем гения тревожится пиит,
И умствует мудрец, и рвется сибарит
Из рук отчаянной любовницы на службу,
И в двадцать лет уже победой знаменит.
Но менее сердит,
Сей гений резвости влагает в пустомелю,
Который при дворе на службе ту неделю
С Темирой томною на арфе он звенит,
Внушает сказку Мармонтелю
И с Бомарше смешит.
Не может тяжкий труд и хладно размышленье
Мгновенным гения полетам подражать,
И сокровенную печать,
Которая его дает благоволенье,
Нельзя искусству похищать.
Сей огнь божественный, сие одушевленье,
Которое творит, —
Он, он его своим возлюбленным дарит;
Он обращает им все средства в наставленье.
Вергилиев, Корреджев колорит,
Иль поражающий и живописный вид
Природы дикой, мрачной,
Иль сердце нежное, которо тонко спит
Под дымкою прозрачной, —
Всё служит гению. Малейшие черты
Источником ему бывают красоты,
Но со счастливейшим души образованьем,
Когда бы льстился мирт со лавром соплетать,
Сердечный терн быть может дара тать;
Душевно здравие владеет дарованьем.
Ах! если дух тесним страстей обуреваньем
И свет покрыт густою тьмой,
Тогда и гений сам светильник гасит свой.
Воспитанник его, оставленный и сирый,
С расстроенною лирой,
Заросшей странствует тропой.
Соперник дерзостный Албана
Иль Тассов ученик,
Произведет ли он дышащий граций лик
Или Армидин сад в средине океана?
Услышит Духа бурь во песнях Оссиана
Иль с Юнгом, может быть,
Он будет слезы лить.
Но сей покров волшебный,
Который для него природу одевал,
Рукою снят враждебной,
И мир без своего очарованья стал.
Не будет боле он в сени уединенной,
У тока чистых вод,
Взирати, восхищен, на ясный неба свод
И жить с природою, потерян во вселенной.
Без нужды воздыхать, возможно ль петь любовь?
И между тем как томна кровь
Влачится тягостно Меандром,
Изобразит ли он любимую Леандром,
Уединенную священницу любви,
Прекрасну Иро, во крови
У башни, где вела счастливейшу неволю,
С возлюбленным своим делящу горьку долю?
Изобретет ли он волшебный островок
И посреди его лиющийся поток,
Над коим зыблются древесные вершины,
Остановляющий журчание свое
Для восприятия стыдящияся Лины,
И шорох листвия, пужающий ее?
Ах! до́лжно быть природы милым чадом,
И слышать глас ея,
И в полноте вкушать всю сладость бытия.
Коль беден тот, что скорби хладом
Зрел юности цветы поблекши своея;
Неосторожно свел две сцены жития,
Со утром сумерки, надежды с сожаленьем,
И, чашу роскоши стремительно пия,
Все выпил радости и вместе с вожделеньем!
Счастливый юноша! прекрасной музы друг!
Питомец грации моральной!
Будь доле в обществе небесных сих подруг;
Довольно времени для истины печальной.
Ах! юношества цвет
Уносит резвости, стыдливость, воздыханья,
Как роз благоуханья,
Которые зефир по воздуху лиет.
Не разгоняй сей рой сияющий и звучный
Веселий резвых, легких снов,
Которых общества желал бы философ
В своей пустыне скучной,
Желал бы суетно; меж тем как весь их строй
Сегодня учится в уборной
У Нины непокорной,
Которой рабствует и пастырь и герой.