18. ЗЕВЕС
«Басня», с. 26
Зевес, зря некогда презлые согрешенья,
Которыми есть сей наполнен много свет,
«Ударю, — говорит средь горестна волненья, —
Ударю, и сия громада упадет.
А ты, любезный род, а ныне род проклятый!
Предел твой положен, ты в сей погибнешь раз».
Так рек богов отец, злой яростью объятый,
И не был тщетен сей его всесильный глас.
Приемлет в мощну длань Зевес Громовы стрелы,
И тренье зачалось погибельных огней.
Уже пустился гром вселенныя в пределы:
Уж грянул, уж упал, мир дрогнул от зыбей.
Я мню, что связь тогда разрушилась природы,
Упал несчастный род в разверстие земли,
И горы двигнулись, сошед с мест прежних в воды,
И вспять источники на горы потекли.
Но нет: гром пал на степь, где блаты непроходны.
Жива природа вся, и смертный невредим.
И вы, цари, и вы, о боги земнородны!
Которым вышний дал наш править рок одним.
И вы в деснице гром подобно же храните,
Гремите, но не в грудь, не в сердце нас разите.
20
«Басни», с. 29
Румяной на заре, на всходе красна солнца,
Стояло Зеркало напротиву оконца.
Уже червленый луч взливался на буграх,
И дальный горизонт на встоке багрянился;
Пастух, что мучим быв любовью, пробудился,
Бродил глухой стезей с овечками в полях;
Уже настал тот час, в кой солнце выходило
Из туч
И луч,
В чистейший воздух вкруг ударив, устремило,
И зеленеющусь природу оживило,
И нам открыло
Покрытый мраком свет:
С ним вслед
Подобный солнца круг и в зеркале явился,
В кристалле по концам там блеск изобразился.
Сиянья Зеркало толико зря вокруг,
«Се ныне так, — рекло, — красуется мой дух!
В моих объятьях днесь дом солнцев сохраняю.
Я сияю,
И всё, на что взираю,
Лишь только презираю,
Ни в чем подобного себе не обретаю».
Но туча мрачная закрыла солнце с краю.
Весь блеск пропал:
Кристалл
Сумрачен стал.
Прилично ли тебе, о смертный, возноситься
Дарами, кои ты снискать себе не мог?
Влияньем ли небес возможешь ты гордиться?
Не сам ты свой творец, но всё тебе дал бог
21. МУЖИК, ЛИСИЦА И СОБАКА
«Басни», с. 31
В деревне ли, в селе ль, иль в городе каком —
Не знаю я о том —
Заживный Мужичок, крестьянин жил богатый;
Лишь знаю, что Лиса, сей зверь замысловатый,
Хотела Мужичка на старости подвесть
И штучку сплесть:
Цыпляток перевесть.
Уж целые три дни Лисица добывает,
И целые три дни Лисица голодает.
Навеки запрещен Лисе в курятник вход.
Стоит Пес у ворот;
А Пес Лисе не доброхот.
Нельзя смотреть Псу в рот.
Бунтуя сильною внутрь сердца непогодой,
«Возможно ли, — рекла Лисица, — мне повесть
Удар сей, на мою готовящийся честь?
И коль что страшно есть, клянуся всей природой,
Что, если не могу подвигнуть я богов,
Подвигну страшные я токи Ахеронта,
Взбунтую мрачный Стикс и огни Флегетонта,
Поставлю днесь ужасный ков, —
И кто из смертных впредь мя будет чтить лисою,
Когда не возмогу крестьянских кур попрать?»
Итак, в единый раз Лиса ночной порою
Подвигнула пресильну рать.
Я мню Уликса зреть с прехрабрым Диомидом,
Как разъяренным видом
Разил он Резов стан.
Подобно так Лисой курятник растерзан.
И солнце на восходе
Едва от ужаса не совратилось вспять,
Как скрылось иногда оно при непогоде,
Как боги Ромула к себе хотели взять.
Крестьянин не имел, что более зачати,
Как только лишь на Пса вину всю полагати.
А Пес мой говорил:
«Хозяин! если ты не будешь сам стараться,
Как хочешь, чтоб я стал спокойствия лишаться
Об том, в чем никогда участник я не был?»
Не делай ничего ты чуждою рукою,
А делай сам собою.