Минко продолжал свое выступление:
— Более того, я освобожден от службы в армии! Из-за многопалости.
Действительно, на его правой руке было на полпальца больше — сращенный с указательным малюсенький отросток.
— Вот видите, я не могу держать ружье. А для занятий на фортепиано это удобно. Знаете ли вы, мадемуазель Файя, что я король отвергнутых, император гризалей?
Она даже не взглянула в его сторону, и он сел, немного расстроенный.
— Я ничего не понимаю в ваших штуках с кубами, — вступил в беседу Вентру.
Минко молча пожал плечами.
— На самом деле, вы ведь можете писать нормально! Так же как и стрелять из ружья!
— Я левша. Но кубы здесь ни при чем, — сухо ответил Минко.
— Но у вас есть натурщицы?
— Да, молочницы с Монпарнаса. Восхитительные!
— Как же вы их переделываете в кубы?
Минко ожил:
— Ах, мой дорогой! Я работаю над эмоциями… Натурщица — только повод. Женщина, цветок, стол, стул, грубый булыжник, гравий…
Но никто его уже не слушал, кроме Стеллио, все так же склонившегося над хлебным мякишем.
Кардиналка снова схватила за руку Файю:
— Вы его не слушаете, и правильно, крошка. Вам есть чем заняться.
— Сейчас война, мадам, — заметила Файя, и это была ее третья фраза за вечер.
Минко встал и взял под руку Кардиналку:
— Война, бедная маленькая мадемуазель! Я приглашаю войну на танго!
Высокопарно застав в своей маске фальшивого самурая, он увлек старую куртизанку к танцевальному салону.
Д’Эспрэ поднялся с усталым видом и направился в курительную. Вентру последовал за ним. За столом с Файей остались только Лиана и Стеллио. Теперь, когда Раймон ушел, ее взгляд был устремлен на море. «Недотрога», — усмехнулась про себя Лиана, отпивая из бокала шампанское. Платье как к первому причастию, лицо мадонны, и бог знает какие мысли в голове! Об этой отвратительной Кардиналке, к примеру, старухе, которой она позволила ласкать свою руку…
В этот момент Лиана увидела кольцо. На безымянном пальце левой руки подруги блистал огромный бело-голубой бриллиант. Стало быть, они уже помолвлены? Но когда же Вентру успел?
Лиана стремительно поднялась, опрокинув стул.
Стеллио не вздрогнул, неподвижно глядя на Файю.
— Вы не в лучшей форме сегодня, — бросил он девушке, вставая наконец из-за стола. — Обычно вы одеты элегантнее.
Она не слышала его — как и всех остальных.
Танцы продолжались далеко за полночь. Только Файя ушла спать сразу после ужина, при этом ее глаза светились непривычным огнем.
Утром — надушенный, хорошо выбритый, с гвоздикой в петлице — Вентру постучал в номер д’Эспрэ. Тот еще был в объятиях Лианы, но быстро поднялся, накинул халат и пошел открывать. Не поздоровавшись, Вентру протянул ему билеты.
— Уже! — выдохнул д’Эспрэ сонным голосом. — Значит, вы побили Кардиналку!
— Деньги открывают не все двери, господин граф, не мне вас этому учить.
— Конечно, нет, мой друг, — машинально ответил д’Эспрэ и удержался, чтобы не зевнуть. Вчерашние излишества давали о себе знать.
— Деньги не все могут дать, господин граф, — повторил Вентру. — И поэтому вы должны мне ее уступить.
Д’Эспрэ подумал, что он говорит о машине:
— Но… она не моя! И потом, милый друг, никогда не говорите о делах сразу после постели. — Он затянул покрепче пояс и хотел выпроводить посетителя.
Вентру опять его остановил:
— Не ваша? Выражайтесь яснее, д’Эспрэ. Впрочем, я у вас ничего не прошу. Я ее хочу и добьюсь этого. Она согласна. Если я и пришел поговорить с вами об этом, то из простой деликатности, из-за вашего положения в обществе. Но никаких глупостей, никаких дуэлей. Вы мне ее уступите сейчас, немедленно, и больше не будем к этому возвращаться.
Д’Эспрэ облокотился на комод, теребя завязки своего халата: он с трудом понимал, о чем идет речь.
— Я говорю о Файе! — воскликнул Вентру, будто граф был глухим. — Вы мне ее уступите!
Д’Эспрэ наконец невнятно пробормотал:
— Извините. Слишком… слишком много шампанского вчера вечером. И танцы, так поздно. Я уже не в том возрасте.
— Мне нужен ответ. Сейчас. И подумайте о ней. Нужно положить конец этому ее положению. Я женюсь на ней!
— Конец? Но ей нет и восемнадцати лет…
Граф отступил в глубину прихожей, будто собираясь бежать, опрокинул вазу на маленьком столике, взялся рукой за дверь спальни. Та была не заперта на задвижку, а прижата телом Лианы — он понял это, услышав ее дыхание.