– Наверное, пора возвращаться, – сказал он как можно спокойнее, чтобы не выдать внезапно нахлынувшего раздражения. – Мне надо сегодня поработать.
– Конечно, Владимир Александрович, как скажете, – откликнулся Андрей, тут же разворачивая кресло в обратную сторону.
Дома Соловьев сразу же принялся за работу, и очень скоро тоскливое раздражение отступило. Он с головой ушел в иероглифы, с легкостью считывая их и преобразуя в изящные отточенные фразы на русском языке, одновременно отдавая должное мастерству, с которым автор закручивал интригу. От перевода его отвлек шум затормозившей у дома машины, и он удивленно взглянул на часы. Неужели уже пять и он так увлекся, что не заметил, как пробежало время? Но на часах было только начало четвертого. В дверь позвонили, послышались торопливые шаги Андрея, щелкнул замок. До Соловьева донесся женский голос, показавшийся ему незнакомым. Наверное, кто-то приехал к соседям, но забыл номер дома и зашел спросить, решил Владимир Александрович. Однако уже через минуту в кабинете появился помощник.
– Владимир Александрович, к вам гостья.
Соловьев выкатился на своем кресле в гостиную. Посреди комнаты стояла высокая светловолосая женщина в узких брюках, обтягивающих стройные бедра, и в свободном белом свитере. В первый момент он не узнал ее. Они не виделись много лет, и почти так же долго Соловьев не вспоминал о ней. Просто вычеркнул из памяти как что-то лишнее, ненужное.
– Здравствуй, Соловьев, – сказала она негромко. – Поздравляю тебя с днем рождения.
У него язык присох к гортани. Теперь он вспомнил ее и узнал.
– Ты?
– Я, как видишь.
Глава 2
Они пили кофе в уютной гостиной, отослав Андрея наверх, в его комнату. Настя с любопытством смотрела на человека, которого не видела больше десяти лет. Внешне он мало изменился, если не считать инвалидной коляски. Все то же мужественное красивое лицо, все те же ласковые глаза, которые умели смотреть так тепло и проникновенно. Светло-каштановые волосы по-прежнему густые, и даже седины почти нет.
– Как я должен понимать твой визит?
– Как женский каприз, – уклончиво ответила она.
– Это что-то новенькое, – скупо улыбнулся Соловьев. – Насколько я помню, ты не была капризной.
– Я изменилась.
– Сильно?
– Очень. Ты даже представить себе не можешь, Володя, как сильно я изменилась.
– Но я все равно рад тебя видеть.
– Спасибо. Мне приятно это слышать.
– Так зачем ты все-таки пришла? С тех пор как мы расстались, ты никогда не поздравляла меня с днем рождения.
– Зачем пришла? Сама не знаю. Захотелось увидеть тебя, посмотреть, каким ты стал за эти годы. Я же любила тебя, хотя, может быть, тебе неприятно об этом вспоминать.
– Каким я стал за эти годы? – зло переспросил Соловьев. – Я стал вдовцом и беспомощным инвалидом. Ты удовлетворила свое любопытство?
– Мне очень жаль, – тихо сказала она, глядя ему в глаза. – Хочешь поговорить об этом?
– Нет. Бессмысленно об этом говорить, поправить все равно ничего нельзя.
– Ну, коль так – тогда и не заговаривай об этом.
Его взгляд потеплел, и Настя на какой-то миг снова попала под очарование его невероятных серых глаз.
– Ни капли ты не изменилась, – произнес он почти весело. – Все такая же хитрюга. Ловишь на слове и оборачиваешь каждый промах в свою пользу. Ты чем занимаешься? Где-нибудь на фирме бабки заколачиваешь?
– Конечно. Сейчас все юристы на фирмы подались.
– Тем более с твоим знанием иностранных языков, – подхватил Соловьев. – Сколько? Три, если не ошибаюсь?
– Пять, – с улыбкой поправила Настя. – Английский, французский, испанский, итальянский, португальский. Но по сути, конечно, ты прав. Языки латинской группы так похожи, что могут считаться за один.
– Да уж, с твоей головой да с языками в милиции тебе делать нечего. А помнишь, как ты волновалась перед распределением, боялась, что тебе не дадут направление в милицию, а определят куда-нибудь юрисконсультом? Ты тогда так хотела надеть погоны и служить, я же помню. Теперь, наверное, самой смешно, да? Юрисконсульты со стажем сегодня на вес золота, особенно хозяйственники и жилищники. Самые богатые люди нашей страны.
Настя за много лет привыкла к таким разговорам. Первое время они ее ужасно злили, потом она как-то притерпелась к тому, что многие считают противоестественной ее любовь к милицейской работе.
– И много ты зарабатываешь на своей фирме?
– Не очень. Ты же знаешь мое пристрастие к порядку. Я не стала бы работать в конторе, которая делает большие деньги незаконным путем. А законным путем да после уплаты налогов деньги получаются пока маленькие.
– Ну, на машину все-таки заработала, – заметил он.
– Это машина мужа.
– Так ты еще и замужем?
Он снова не смог скрыть изумления, и Настя с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться. Соловьев всегда обладал недюжинным самомнением. Неужели он полагает, что после их разрыва она будет до гробовой доски носить в себе и лелеять страстную и неутоленную любовь к нему?
– И кто счастливый избранник? Какой-нибудь бизнесмен из «новых русских»?
– Нет. Доктор наук, профессор, лауреат, почетный академик и так далее. Полный набор. И машина в придачу.
– Выгодная сделка, – хмыкнул он. – Не боишься остаться молодой вдовой при таком пожилом муже?
– Не боюсь.
Она легко просчитывала ход его мыслей. Сейчас он наверняка думает о том, что, имея очень заслуженного и очень немолодого мужа, она, Настя Каменская, решила завести роман и выбрала для начала свою старую любовь. Все лучше, чем нового возлюбленного искать. Старые-то – они проверенные, хорошо изученные, надежные. Вот и разыскала его, узнала, наверное, что овдовел. А о том, что инвалид, – не знала. Сейчас он обязательно скажет что-нибудь на эту тему.
– Ты, наверное, разочарована тем, каким я стал.
Ну конечно. Так и есть. Совсем не изменился за двенадцать лет. Она по-прежнему без труда угадывает его мысли.
– Я пока еще не знаю, каким ты стал, – мягко ответила она. – Мы с тобой разговариваем всего полчаса. Я сварю еще кофе?
– Не нужно, это сделает Андрей.
Соловьев нажал кнопку на маленьком квадратном аппаратике, и сразу же послышались шаги: помощник спускался со второго этажа вниз.
– А ты стал барином, – с усмешкой заметила Настя. – Даже кофе сварить помощника зовешь.
Он не ответил, молча глядя на нее. И снова ей стало не по себе, как тогда, двенадцать лет назад, становилось не по себе от его теплого взгляда. Неужели она еще что-то чувствует по отношению к нему? Да нет, не может этого быть. Не должно быть. Тогда он имел слишком большую власть над ней, двадцатитрехлетней выпускницей юридического факультета. Тогда он мог вить из нее веревки и вытирать о нее ноги, она все терпела и все ему прощала, потому что была влюблена без памяти. Сейчас она совсем другая. Влюбиться без памяти уже не может и веревки вить из себя никому не позволяет. Даже тем, кто намного сильнее.
– Ты ждешь сегодня гостей? – спросила она, когда Андрей принес кофе с вкусными свежими струделями и снова поднялся к себе.
– Так, заедет кое-кто. – Соловьев неопределенно качнул головой.
– В котором часу?
– После пяти. А почему ты спросила?
– Если ты не хочешь, чтобы меня здесь видели твои друзья, скажи. Я уйду пораньше.
– Глупости, – фыркнул он. – Почему я должен тебя скрывать?
– Не знаю. Мало ли какие у тебя обстоятельства. Может быть, придет твоя дама.
– Успокойся, я жду только мужчин.
– Что ж, это меня радует. Значит, мой приезд сюда не был напрасным.
Она поставила чашку на стол, поднялась и подошла к нему сзади, обняв за шею и прижавшись щекой к густым, слегка вьющимся волосам.
– Соловьев, какой же ты дурак, – вздохнула Настя. – Почему ты не повзрослел за двенадцать лет?
Она почувствовала, как напряглись его мышцы. Интересно, он пытается скрыть, что ему неприятно ее прикосновение, или борется с желанием ее обнять?