Олег Яцкевич:
Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. У меня в пятьдесят восьмом году умерла мама – рано очень. Мамуля оставила мне большую кучу денег, как тогда казалось. На самом деле, там была не такая и большая куча, но я купил себе «Москвича -401». А когда у кого-то появились машины – это было событием! Ранее появилась у Леньки Фишельсона – у него мама была артельщицей, а о них особый разговор). Катались: Игорь «Псих», Миша Шпильман и немногие другие. – все стали ездить с девчонками к шалашу Ленина в Разлив. Он там скрывался, вместе с Крупской и Зиновьевым. Но главное, что вечером там никого, дач никаких поблизости нет, и девятнадцать километров всего от города. Посадишь девушку – и дуешь туда, чтобы на свежем воздухе… Летом, весной, осенью, – мы «ленинцы» были, что надо.
Вадим Неплох:
Музыканты пользовались [у девушек] каким-то особым вниманием, потому что мы все-таки играли. И на нас смотрели как на неординарных людей. Но мы были не безобразными, и что-то лопотали по-английски, тоже.
И в нашем окружении девушки не были пуританками. Блядства не было, но девушки тоже хотели быть свободными. Если им что-то нравилось, то они это делали. Была проблема с квартирой, проблема места. Никто не думал в тот момент ни о Крупской, ни о ком.
Юрий Дормидошин:
Мы позиционировали себя как «высшее общество», а девушки еще не успевали за этим. Мы более энергичные были. Алкоголь появился какой-то иностранный. Ну как откажешься от какого-то мартини? Плюс, у нас была информация, мы могли о чем-то говорить. У нас было больше информации, чем, скажем, на комсомольском собрании. Мы были совершенно другие люди, и это [притягивало девушек]. Девушки подтягивались к этому. Иногда доходило до абсурда. Мне друзья рассказывали историю – они прикинулись иностранцами, заклеили двух девушек, а потом говорят: а давайте поменяемся [партнерами]. И одна девушка: ну, я пойду поговорю с подругой. И они слышат за перегородкой разговор. Одна: они хотят поменяться. А другая: ну как так можно, у меня же с ним какие-то отношения. А та ей: дура ты, так принято в высшем обществе! Информация просто сшибала с ног, дезориентировала. А что нужно для обладания женщиной? Нужно дезориентировать ее. И дать не то, чтобы какую-то перспективу, но что-то новое. Это была, конечно, революция. Она не могла не коснуться секса. Секс, бизнес… Женщины являются стимулом всего этого.
Все это было экстремально. Не было квартир – можно было сексом где-то в парадной заниматься. Можно было где-то в садике. И вот этот стереотип, что надо выйти замуж, лечь в койку – здесь все это ломалось. Не было условий никаких практически, и [секс] становился экстремальным. И это нравилось, давало толчок.
Олег Яцкевич:
В моём детстве во всем была четкость какая-то, а сейчас многое расплывчато. Я иду и не могу понять – вот эта просто прекрасно одетая девушка, на «Ниссане», но на какие бабки так одеться можно, если ты не проститутка? А раньше все было почти четко. Мы знали, кто проститутка, а кто вкалывает. Около моего дома стояла всегда мороженица, у нее была короткая юбка. А что тогда считалось короткой юбкой? Чуть-чуть колени были приоткрыты, а это уже все равно, что голая вышла на панель. У нее – короткая юбка, ярко накрашенный рот и «беломорина». Сейчас-то только дошкольницы не курят. Она замерзала, у нее были красные руки, потому что торговала мороженым зимой. А мы, дурачки, думали, что она – проститутка.
«Дринки»
Несмотря на карикатурный имидж стиляги, который ко всему еще был еще и хулиганом-пьяницей, алкоголь не был для стиляг самым важным. Да, выпивали. Как все молодежь, кто-то – больше, кто-то меньше. Ясно, что и вечеринки на «хатах» с «чувихами» без какого-то количества крепких напитков не обходились. Но и там не это было главное.
Олег Яцкевич:
Алкоголиков не было среди стиляг, по-моему. Выпивали регулярно, но это было так просто: зашел в кафе-автомат и взял сто граммов водки, чтобы поднять настроение. Выпили и пошли дальше гулять. Все, на этом прием кончался. С девочками, вообще, только вино брали.
Виктор Лебедев:
В нашей среде пили все поголовно сухое вино, хотя я, например, его пил с наслаждением в семнадцать лет, но быстро бросил, потому что изжога дикая и так далее. Вот почему-то не пили ни водку, ни коньяк, хотя он был доступен по ценам. Пиво вообще никто не пил – или его не было, или немодно было. Пили грузинские сухие вина. Они стоили копейки просто. Цинандали, мукузани, а если уж доставалась хванчкара или киндзмараули, то это был праздник.